Смертельная красота Агриппины (Агриппина, мать Нерона). Биография Путешествие Нерона по Греции

Агриппина Младшая

Юлия Августа Агриппина
IVLIA AVGVSTA AGRIPPINA
Сидящая статуя Агриппины Младшей (фрагмент) , Археологический музей Неаполя (слепок в ГМИИ) на фоне статуи императора Августа
Имя при рождении:	Юлия Агриппина
Род деятельности:	жена римского императора Клавдия
Дата рождения:
Дата смерти:
Мать:
Супруг:
Дети:	Происхождение Агриппина родилась в семье Германика, племянника и приемного сына императора Тиберия , и его жены, Агриппины Старшей. Германик был сыном Друза Старшего , брата Тиберия. Агриппина Старшая была дочерью Марка Випсания Агриппы от Юлии , дочери императора Августа . По отцовской линии она была прямым потомком древнего патрицианского рода Клавдиев , а по материнской относилась к всадническому роду Випсаниев. Родилась Агриппина в Оппид Убиор (совр. Кёльн , Германия), на Рейне . До 18 года она оставалась в Германии с родителями, старшими братьями и сёстрами. В 18 году всё семейство, кроме Калигулы, вернулось в Рим , и дети были оставлены на воспитание матери Тиберия и Друза Старшего - вдовы Августа, Ливии Друзиллы . Через год её отец неожиданно умер в Антиохии . Внучка Тиберия Рассказывали, что однажды Агриппина спросила у прорицателей о судьбе своего сына и те ответили, что он будет царствовать, но убьёт свою мать, на что она ответила «Пусть убьёт, лишь бы царствовал». Сестра Калигулы В фаворе Через небольшое время после прихода к власти, Калигула удостоил трех своих сестер - Агриппину, Юлию Друзиллу и Юлию Ливиллу особых почестей, основные из которых: появление трёх сестёр на монетах того времени, дарование сёстрам прав и свобод весталок, в том числе права просмотра игр и состязаний с лучших мест, зарезервированных для сенаторов публичные клятвы приносились теперь не только во имя императора, но и во имя его сестёр сенатские постановления начинались словами «Да сопутствует удача императору и его сёстрам…» Причину такого отношения Калигулы к сёстрам крылась в тех отношениях, которые между ними существовали. Почти все древние историки практически единогласно заявляют, что Калигула предавался разврату со своими сёстрами, а также не противился их беспорядочным связям с другими мужчинами. Пиры на Палатинском холме, участницами которых обязательно были сёстры, часто заканчивались развратными оргиями. Замужество Агриппны не являлось препятствием к той жизни, которую она вела. Основным её любовником был их двоюродный брат по материнской линии, муж Юлии Друзиллы, Марк Эмилий Лепид , который, также, имел любовную связь и с третьей сестрой - Юлией Ливиллой. Но вообще в то время и сама Агриппина была падка на мужчин. Возможно, что причиной того была практически полная вседозволенность. Сохранились свидетельства, что некоторое время она пыталась сделать своим любовником Сервия Сульпиция Гальбу , консула 33 года , которому в 68 году суждено было стать главным противником её сына Нерона и, свергнув его, самому стать императором. Однако Гальба остался верен своей жене, а Агриппина была прилюдно осуждена тёщей Гальбы, которая надавала ей пощечин. В изгнании Жена Клавдия Племянница императора Агриппине возвращаться было некуда. Тогда Клавдий устроил брак Агриппины с Гаем Саллюстием Пассиеном Криспом . Гай Саллюстий был в тот момент мужем Домиции Лепиды Старшей , ещё одной тётки Нерона. Также Домиция Лепида приходилась двоюродной сестрой по материнской линии самому Клавдию. Однако это не помешало ему заставить Гая Саллюстия развестись с Домицией и взять в жёны Агриппину. Гай Саллюстий был богатый и властный человек, консул и 44 годов . Он был дальним родственником знаменитого римского историка Саллюстия , который его усыновил. Женившись на Агриппине, Пассиен Крисп, также, берёт в свой дом и малолетнего Нерона. Женой Клавдия в эти годы была Мессалина . И хотя Агриппина практически не появлялась во дворце Клавдия и не занималась политикой, Мессалина быстро поняла, что Нерон будет серьёзным соперником в борьбе за власть с её собственным сыном - Британником . Мессалина подсылает в дом Пассиена Криспа наёмных убийц, которые должны были задушить мальчика во время сна. Однако, по легенде, убийцы ретировались в ужасе, увидев, что сон Нерона у его подушки охраняет змея. в 50 году Агриппина уговорила Клавдия усыновить Нерона, что и было сделано. Луций Домиций Агенобарб стал именоваться Нерон Клавдий Цезарь Друз Германик. Клавдий официально признал в нём своего наследника, а также помолвил его со своей дочерью, Клавдией Октавией. Тогда же Агриппина возвратила из ссылки Сенеку , чтобы тот стал учителем молодого наследника. В 51 году ей было даровано право появляться на публике в специальной колеснице, которой раньше пользовались только понтифики для перевозки статуй богов. В том же году, по её указанию, префектом преторианской гвардии был назначен Секст Афраний Бурр , уроженец Нарбоннской Галлии . Бурр был наставником Нерона, преданным и обязанным Агриппине человеком. Его задачей было настроить преторианцев на передачу власти после смерти Клавдия Нерону, а не Британнику. Влияние на Клавдия у Агриппины было полное. Она лишает всех прав на власть Британника, удаляет его от двора. В 51 году она велит казнить наставника Британника, Сосебия, возмущенного её поведением, усыновлением Нерона и изоляцией Британника. 9 июня 53 года Нерон женится на Клавдии. Однако император начинает разочаровываться в браке с Агриппиной. Он вновь приближает к себе Британника и начинает готовить его к власти, все прохладнее относясь к Нерону и Агриппине. Видя это, Агриппина поняла, что единственный шанс Нерона прийти к власти - это сделать это как можно быстрее. 13 октября 54 года Клавдий умирает, съев тарелку поднесенных Агриппиной грибов. Однако некоторые античные историки говорят, что Клавдий умер естественной смертью. Мать Нерона Андре Кастень. Смерть Агриппины Нерону было 16 лет, когда его мать поднесла ему практически неограниченную власть над миром. В благодарность за это она была объявлена служительтницей культа Божественного Клавдия, который был обожествлён Нероном сразу после смерти. В первое время правления Нерона реальным правителем государства была Агриппина. Ей было даровано право присутствовать на сенатских заседаниях, находясь за занавеской. Однако вскоре Нерон попал под обаяние вольноотпущенницы Клавдии Акты. Будучи, скорее всего, привезённой Клавдием из его походов в Малую Азию , она довольно хорошо знала дворцовые порядки. Видя, что Нерон заинтересован ею, Бурр и Сенека, недовольные правлением Агриппины, свели Акту и императора, рассчитывая через неё влиять на Нерона. Агриппина была против любовницы сына и прилюдно отчитывала Нерона за то, что он связался с бывшей рабыней . Однако Нерон уже вышел из-под её повиновения. Тогда Агриппина начала плести интриги, собираясь выдвинуть кандидатуру Британника, как законного императора. Но её план не удался. В феврале 55 года Британник был отравлен по приказу Нерона. После этого Нерон, слушая своих наставников, изгоняет Агриппину из дворца, лишает её всех почестей, в том числе и телохранителей. Когда Агриппина пытается остановить его, он говорит, что в противном случае отречётся от власти и сам уедет на Родос . Следом за Агриппиной теряет своё место при дворе и Паллас. Падение Палласа явилось полной победой партии Сенеки и Бурра, и поражением Агриппины. Теперь Нерон сам стал полновластным правителем государства. В 58 году Нерон сближается с Поппеей Сабиной , благородной, умной и красивой представительницей римского нобилитета. Агриппина видела в ней опасную и расчётливую соперницу в борьбе за власть. Она всеми силами пыталась вернуть Нерона к Клавдии Августе или, хотя бы, Акте. Однако при дворе поползли слухи, что Агриппина пытается отстранить сына от власти и передать её Гаю Рубеллию Плавту, сыну Юлии Ливии, дочери Ливиллы . По женской линии Рубеллий Плавт был прямым потомком Тиберия. Узнав об этом, Нерон решает убить Агриппину. Он пытался отравить её трижды, подсылал вольноотпущенника заколоть её и даже пытался обрушить потолок и стены её комнаты, пока она спала. Однако она счастливо избегала смерти. В марте 59 года, в Байях (совр. Байя , Италия), Нерон предложил ей совершить поездку на корабле, который должен был разрушиться в пути. Однако Агриппине чуть ли не единственной удалось спастись и вплавь достигнуть берега - сказалось её прошлое ныряльщицы за губками. В гневе Нерон приказал уже открыто убить её. Агриппина, увидев солдат, поняла свою участь и попросила заколоть её в живот, туда, где находится чрево, тем самым давая понять, что раскаивается в том, что родила на свет такого сына. Нерон сжёг её тело той же ночью, получив поздравления от сената. Позже он разрешил её рабам похоронить её прах в скромной гробнице в

(0015-11-06 )

Часто - Агриппи́на Мла́дшая , с 50 года - Ю́лия Авгу́ста Агриппи́на .

Происхождение

Агриппина родилась в семье Германика, племянника и приемного сына императора Тиберия , и его жены, Агриппины Старшей. Германик был сыном Друза Старшего , брата Тиберия. Агриппина Старшая была дочерью Марка Випсания Агриппы от Юлии , дочери императора Августа .

По отцовской линии она была прямым потомком древнего патрицианского рода Клавдиев , а по материнской - относилась к всадническому роду Випсаниев.

Родилась Агриппина в Оппид Убиор (совр. Кёльн , Германия), на Рейне . До 18 года она оставалась в Германии с родителями, старшими братьями и сёстрами. В 18 году всё семейство, кроме Калигулы, вернулось в Рим , и дети были оставлены на воспитание матери Тиберия и Друза Старшего - вдовы Августа, Ливии Друзиллы . Через год её отец неожиданно умер в Антиохии .

Внучка Тиберия

Рассказывали, что однажды Агриппина спросила у прорицателей о судьбе своего сына и те ответили, что он будет царствовать, но убьёт свою мать, на что она ответила «Пусть убьёт, лишь бы царствовал».

Сестра Калигулы

В фаворе

Через небольшое время после прихода к власти, Калигула удостоил трех своих сестер - Агриппину, Юлию Друзиллу и Юлию Ливиллу особых почестей, основные из которых:

• появление трёх сестёр на монетах того времени,
• дарование сёстрам прав и свобод весталок, в том числе права просмотра игр и состязаний с лучших мест, зарезервированных для сенаторов
• публичные клятвы приносились теперь не только во имя императора, но и во имя его сестёр
• сенатские постановления начинались словами «Да сопутствует удача императору и его сёстрам…»

Причина такого отношения Калигулы к сёстрам крылась в тех отношениях, которые между ними существовали. Почти все древние историки практически единогласно заявляют, что Калигула предавался разврату со своими сёстрами, а также не противился их беспорядочным связям с другими мужчинами. Пиры на Палатинском холме, участницами которых обязательно были сёстры, часто заканчивались развратными оргиями. Замужество Агриппины не являлось препятствием к той жизни, которую она вела.

Основным её любовником был их двоюродный брат по материнской линии, муж Юлии Друзиллы, Марк Эмилий Лепид , который, также, имел любовную связь и с третьей сестрой - Юлией Ливиллой. Но вообще в то время и сама Агриппина была падка на мужчин. Возможно, что причиной того была практически полная вседозволенность. Сохранились свидетельства, что некоторое время она пыталась сделать своим любовником Сервия Сульпиция Гальбу , консула 33 года , которому в 68 году суждено было стать главным противником её сына Нерона и, свергнув его, самому стать императором. Однако Гальба остался верен своей жене, а Агриппина была прилюдно осуждена тёщей Гальбы, которая надавала ей пощечин.

В изгнании

Жена Клавдия

Племянница императора

Агриппине возвращаться было некуда. Тогда Клавдий устроил брак Агриппины с Гаем Саллюстием Пассиеном Криспом . Гай Саллюстий был в тот момент мужем Домиции Лепиды Старшей , ещё одной тётки Нерона. Также Домиция Лепида приходилась двоюродной сестрой по материнской линии самому Клавдию. Однако это не помешало ему заставить Гая Саллюстия развестись с Домицией и взять в жёны Агриппину.

Гай Саллюстий был богатый и властный человек, консул и 44 годов . Он был дальним родственником знаменитого римского историка Саллюстия , который его усыновил. Женившись на Агриппине, Пассиен Крисп, также, берёт в свой дом и малолетнего Нерона.

Женой Клавдия в эти годы была Мессалина . И хотя Агриппина практически не появлялась во дворце Клавдия и не занималась политикой, Мессалина быстро поняла, что Нерон будет серьёзным соперником в борьбе за власть с её собственным сыном - Британником .

Мессалина подсылает в дом Пассиена Криспа наёмных убийц, которые должны были задушить мальчика во время сна. Однако, по легенде, убийцы ретировались в ужасе, увидев, что сон Нерона у его подушки охраняет змея.

В 47 году Гай Саллюстий умирает. По Риму тут же ползёт слух, что Агриппина отравила своего мужа, чтобы завладеть его богатством. После смерти Криспа единственными наследниками его огромного состояния оказываются Нерон и Агриппина.

Путь к власти

В 48 году, пока Клавдий был в Остии, своенравная Мессалина решила отлучить от власти слабохарактерного Клавдия и сделать императором своего любовника, Гая Силия. Силий был бездетен и должен был усыновить Британника, чтобы власть потом перешла к нему. Исполняя свой замысел, Мессалина даже вышла замуж за Силия в присутствии свидетелей и подписав брачный контракт, хотя не была разведена с Клавдием.

Один из влиятельных вольноотпущенников при дворе Клавдия, занимавший пост ответственного за переписку (лат. praepositus ab epistulis ) Тиберий Клавдий Нарцисс, донес об этом императору. Тот, будучи человеком мягким и податливым, колебался в принятии решения, и Нарцисс сам, от имени императора, отдал преторианцам команду о захвате и казни Мессалины и Силия.

Сразу же после казни Мессалины начались поиски новой жены для Клавдия. Зная его натуру, и то, что он легко попадал под влияние своих жен, влиятельные лица из его окружения выставляли свои кандидатуры знатных римлянок, чтобы через них потом управлять императором.

Нарцисс, обласканный Клавдием разоблачитель заговора, советовал ему вновь жениться на Элии Пецине . Клавдий уже был на ней женат и развелся, чтобы жениться на Мессалине. Однако Клавдий прислушался к мнению другого вольноотпущенника - Марка Антония Палласа . Паллас был казначеем государственной казны, причем казначеем хорошим. С начала правления Клавдия он стал одним из самых могущественных людей в империи.

Ещё в 47 году Агриппина стала любовницей Палласа. После смерти Мессалины он предложил её кандидатуру Клавдию в качестве новой супруги. Также её кандидатуру поддержал и Нарцисс - после казни Мессалины он опасался мести Британника, стань он императором. Если же женой Клавдия становилась Агриппина, то было ясно, что следующим императором скорее всего будет Нерон.

Сначала Клавдий колебался. Однако уговоры Палласа, в основном о соединении ветвей Германика и Клавдия и укреплении тем самым династии, а также страсть, напор и красота Агриппины сделали своё дело. К тому моменту Агриппине только исполнилось 33 года. Плиний Старший пишет, что она была красивой и уважаемой женщиной, однако безжалостной, амбициозной, деспотичной и властной. Также он говорит о том, что у неё были волчьи клыки, что являлось знаком удачи.

Император согласился со словами: «Соглашаюсь, поскольку это моя дочь, воспитанная мною, рожденная и взращенная на моих коленях…» . 1 января 49 года Клавдий и Агриппина поженились.

У власти

Ещё не будучи женой императора, Агриппина расстроила помолвку дочери Клавдия, Клавдии Октавии , с Луцием Юнием Силаном Торкватом , своим дальним родственником. Вместе с цензором Луцием Вителлием они обвинили Силана в прелюбодеянии с сестрой, Юнией Кальвиной, на которой был женат один из сыновей Вителлия - Луций.

Силан был вынужден покончить жизнь самоубийством, Кальвина получила развод и была отправлена в изгнание. Таким образом Клавдия Октавия становилась свободной для Нерона. Позже, в 54 году , Агриппина приказала убить старшего брата Силана - Марка , чтобы оградить Нерона от мести Силанов.

Сразу же после замужества Агриппина избавилась от ещё одной кандидатуры, которая рассматривалась в качестве возможной супруги Клавдия. Это была Лоллия Паулина , которая в 38 году была полгода замужем за Калигулой. Калигула развелся с ней, поскольку посчитал её бесплодной. Паулина жила в Риме, и во времена Калигулы ей было запрещено общение с мужчинами. Агриппина обвинила её в чёрной магии. Имущество Паулины было конфисковано, а ей было приказано покинуть Италию. Отправившись в ссылку, Паулина покончила с собой.

В 50 году , по настоянию Клавдия, она получает титул Авгу́сты. Она стала первой из женщин, получивших этот титул во время правления супруга, и второй, после Ливии, получившей его прижизненно. В том же году сенат дает поселению Оппид Убиор статус колонии и переименовывает его Колония Клавдия Алтаря Агриппины (лат. Colonia Claudia Ara Agrippinensis ). Позже город стали именовать просто Колония Агриппины (лат. Colonia Agrippinensis ), (совр. Нарбоннской Галлии . Бурр был наставником Нерона, преданным и обязанным Агриппине человеком. Его задачей было настроить преторианцев на передачу власти после смерти Клавдия Нерону, а не Британнику.

Влияние на Клавдия у Агриппины было полное. Она лишает всех прав на власть Британника, удаляет его от двора. В 51 году она велит казнить наставника Британника, Сосебия, возмущенного её поведением, усыновлением Нерона и изоляцией Британника. 9 июня 53 года Нерон женится на Клавдии. Однако император начинает разочаровываться в браке с Агриппиной. Он вновь приближает к себе Британника и начинает готовить его к власти, все прохладнее относясь к Нерону и Агриппине. Видя это, Агриппина поняла, что единственный шанс Нерона прийти к власти - это сделать это как можно быстрее. 13 октября Акты . Будучи, скорее всего, привезённой Клавдием из его походов в Малую Азию , она довольно хорошо знала дворцовые порядки. Видя, что Нерон заинтересован ею, Бурр и Сенека, недовольные правлением Агриппины, свели Акту и императора, рассчитывая через неё влиять на Нерона.

Агриппина была против любовницы сына и прилюдно отчитывала Нерона за то, что он связался с бывшей рабыней . Однако Нерон уже вышел из-под её повиновения. Тогда Агриппина начала плести интриги, собираясь выдвинуть кандидатуру Британника, как законного императора. Но её план не удался. В феврале 55 года Британник был отравлен по приказу Нерона.

После этого Нерон, слушая своих наставников, изгоняет Агриппину из дворца, лишает её всех почестей, в том числе и телохранителей. Когда Агриппина пытается остановить его, он говорит, что в противном случае отречётся от власти и сам уедет на Родос . Следом за Агриппиной теряет своё место при дворе и Паллас. Падение Палласа явилось полной победой партии Сенеки и Бурра, и поражением Агриппины. Теперь Нерон сам стал полновластным правителем государства.

В 58 году Нерон сближается с Поппеей Сабиной , благородной, умной и красивой представительницей римского нобилитета. Агриппина видела в ней опасную и расчётливую соперницу в борьбе за власть. Она всеми силами пыталась вернуть Нерона к Клавдии Августе или, хотя бы, Акте.

Однако при дворе поползли слухи, что Агриппина пытается отстранить сына от власти и передать её Гаю Рубеллию Плавту, сыну Юлии Ливии , дочери Ливиллы . По женской линии Рубеллий Плавт был прямым потомком Тиберия. Узнав об этом, Нерон решает убить Агриппину.

Он пытался отравить её трижды, подсылал вольноотпущенника заколоть её и даже пытался обрушить потолок и стены её комнаты, пока она спала. Однако она счастливо избегала смерти.

В марте 59 года в Байях Нерон предложил ей совершить поездку на корабле, который должен был разрушиться в пути. Однако Агриппине чуть ли не единственной удалось спастись и вплавь достигнуть берега - сказалось её прошлое ныряльщицы за губками. В гневе Нерон приказал уже открыто убить её.

Агриппина, увидев солдат, поняла свою участь и попросила заколоть её в живот - туда, где находится чрево , тем самым давая понять, что раскаивается в том, что родила на свет такого сына. Нерон сжёг её тело той же ночью, получив поздравления от Сената. Позже он разрешил рабам похоронить её прах в скромной гробнице в Мизенах (пригороде Неаполя

Агриппина младшая – одна из самых известных женщин времён античности.

Свою известность она приобрела, конечно же, за связанные с ней интриги, убийства мужей, попытки убийства императоров и государственных переворотов.

Этим часто промышляли честолюбивые римлянки – взять хотя бы Мессалину, соперницу Агриппины Младшей. Древнеримская эмансипация – суровая штука.

Всего Агриппина стала свидетельницей власти (и одновременно родственницей) четырёх императоров:

• Тиберий;
• Калигула;
• Клавдий;
• Нерон – её сын.

Возвышение

Юлия Августа Агриппина была рода знатного, но до поры до времени её семья пребывала в забвении. Она была родственницей императора Тиберия. Когда ей исполнилось 13 лет, император решил выдать её замуж; в те времена девушка в таком возрасте считалась вполне взрослой.

Супругом Агриппины стал Агенобарб – знатный консул, однако он более чем на 30 лет был старше девушки. С ним Агриппина жила достаточно долго и даже успела родить от него сына – будущего императора Нерона.

С самого начала Агриппина была девушкой тщеславной и надменной, она во что бы то ни стало решила стать императрицей. По её мнению, трон должен был занять её благоверный супруг. Однако того императорская корона совсем не интересовала – он любил шумные компании, попойки и вечеринки.

«Благоверный» был дебоширом, постоянно изменял своей супруге – впрочем, она отвечала ему тем же. Между супругами постоянно происходили скандалы, однако громила Агенобарб боялся поднимать руку на хрупкую Агриппину и уважал её за сильный характер.

После зачатия Нерона Агенобарб исчез из дома. Через пару лет он вообще погиб, к чему, как считается, причастна бывшая жена. Как бы то ни было, Агриппина возликовала, услышав о смерти мужа.

Сестра императора

К тому времени Тиберий умер, и новым императором стал Калигула – брат Агриппины. Судьба девушки и ещё двух её сестёр круто изменилась – брат приблизил их ко двору, приказал чеканить их портреты на монетах, велел прославлять их имена наравне с его собственным – в общем, учредил настоящий культ личности сестёр.

Поговаривали, что Калигула предавался с близкими родственницами развратным оргиям; однако подтверждений этому мало, в отличие от свидетельств противоположного – того, что Калигула вовсе не любил женщин, а предавался любовным утехам с мужчинами. Главным из фаворитов и наложников императора был Марк Эмилий Лепид.

Правив, поначалу мудро, Калигула затем сошёл с ума и установил в стране драконовские порядки. Этим и воспользовалась Агриппина, пожелавшая убить ненавистного всем безумца – и занять трон самой. Заговор она устроила с упомянутым красавцем Лепидом, который согласился выполнить её просьбу в обмен на ночь любви.

Однако заговор был раскрыт, Лепида казнили, а Агриппину и её вторую сестру (третья, которую Калигула любил больше всего, трагически погибла) сослали на далёкие Понтинские острова, запретив всячески помогать им. Вскоре Калигула умер, сменившись Клавдием. Тот сжалился над своей племянницей Агриппиной и приблизил её к себе, возвратив из ссылки.

Сам он был стар, но женой его была девушка молодая и коварная – уже упоминавшаяся Мессалина. Она считала Агриппину своей главной соперницей - ведь у неё был сын Нерон, который мог отобрать трон у «более законного» наследника – сына Мессалины Британника. Чтобы обезопасить себя, Мессалина уговорила Клавдия выдать Агриппину за оратора Пассиена.

Оратор полюбил свою новую супругу, однако он предпочитал тихое семейное счастье вдали от придворных интриг, что Агриппину совершенно не устраивало. Тем временем Мессалина изменяла Клавдию и задумывала его устранение, и этим решила воспользоваться Агриппина. Измена и заговор были раскрыты с её помощью, и Мессалину казнили.

Опечаленный Клавдий влюбился в племянницу. Они сочетались законным браком (для чего Агриппина быстро избавилась от Пассиена привычным для себя способом). В результате последующих интриг Агриппина отравила и его, обезглавив группу защиты Британника. Её собственный сын Нерон занял императорский престол. Через некоторое время «в благодарность за оказанную услугу» молодой император приказал солдатам убить собственную мать, что и было без труда исполнено.

Алексей Венедиктов ― 18 часов и 7 минут в Москве. Всем добрый день! У микрофона Алексей Венедиктов. Это программа «Все так». Наталья Ивановна Басовская в нашей студии. Сегодня мы будем говорить, рассказывать вам о девушках из древнеримской истории. Может быть, вы про них ничего не знаете, но уж точно знаете про их сыновей, мужей и отцов. Мы перешли на такую женскую линию. Но прежде, чем мы пойдем дальше, я хотел бы разыграть книгу Генриха Сенкевича «Камо грядеши» и естественно про роман, знаменитый великий роман, я бы сказал, великий роман про Древний Рим. Я предлагаю вам выиграть у меня 10 книг. Это издательство «Э». Ну, собственно говоря, 2016 год. Те, кто правильный ответ знают, те получат соответственно книгу, первые 10 человек. Плюс выиграют естественно журнал «Дилетант». Вышел следующий наш номер, посвященный 22 июня 41-го года, 75-летию. Он уже в продаже и в киосках, но можно и выиграть. Так вот вопрос очень простой. Сын нашей сегодняшней героини, будущий… Нет, не будущий. Он уже был императором – Калигула. Он объявил войну богу Нептуну и приказал своей армии… Что приказал своей армии? Как воевать с богом, это называется. Если вы помните, знаете, найдете, как Калигула приказал воевать с богом Нептуном своим воинам, то вы присылаете свои ответы либо по смс – плюс 7 985 970 45 45. Не забывайте подписываться. Плюс 7 985 970 45 45, не забывайте подписываться. Либо те, кто в «Твиттере» через аккаунт «Вызвон», но тогда вы должны свой телефон добавить и свое имя, либо через интернет, через наш сайт, тоже добавляя телефон и имя. Итак, вопрос: как, каким образом Калигула приказал своим воинам воевать с богом Нептуном? Основное плюс 7 985 970 45 45.

Это программа «Все так». Наталья Ивановна Басовская. Здравствуйте!

Наталья Басовская ― Я бы сказала добрый вечер, что все так мрачно.

А. Венедиктов ― Ну, это такая…

Н. Басовская ― … в нашей сегодняшней теме.

А. Венедиктов ― Рядом с нашей девушкой сегодняшней это еще светлый… Я бы сказал, светлая полоса.

Н. Басовская ― Страшнее ее судьбы мало, что можно представить. Я бы дала подзаголовок: «Трагическая тень великих предков». Она действительно трагична. Вот вся ее жизнь вот сочетание чего-то светлого с последующим бесконечно ужасным.

А. Венедиктов ― Кошмаром просто.

Н. Басовская ― На самом деле все так ужасно, вот такая тема, такая судьба, такая жизнь. Она, как я, начитавшись к сегодняшней передачи римских авторов великих и гениальных, впадаю в ту самую свойственную им нравоучительность. Они ведь писали историю не просто так, а вот чтобы научить людей, объяснить, показать. Вот смотрите, вот так надо, а вот так не надо. Это хорошо. Это плохо. И я в какой-то мере…

А. Венедиктов ― Морализаторство.

Н. Басовская ― … чувствую на себе это безусловное влияние. Ну, а как не почувствовать, если это Публий Корнелий Тацит – один из величайших римских историков, 55-120 годы новой эры. После нашей Агриппины спустя порядочное время, она умерла в 33-м году. А все равно судьба волновала, а главное у Тацита как и у других римских историков были свои источники, были те, кто до нас не дошли. И поэтому читать его просто удивительно и восхитительно, и неисчерпаем он. Есть другие историки римские, где найдешь ее судьбу в той или иной мере. Гай Светоний Транквилл – это еще позже, он умер в 122-м году. Ну, чуть позже Тацита. Это человек официальный. У него была, у Светония, должность секретарь императора.

А. Венедиктов ― Да, непростой был парень. Да.

Н. Басовская ― Поэтому это существенно во все времена. И потому это придворный писатель, придворный историк. Это плохо. Но имел доступ к императорским архивам. И это хорошо. Мне недавно один очаровательный юноша-студент сказал: «Читал Ваш там очерк об одном персонаже. Непонятно». Я говорю: «Что непонятно?» - «Так он плохой или хороший?» Вот все-таки стремление разделить все на четко плохое и хорошее остается. Вот плохо, что придворный, зато какие источники. И он как придворный описывает Августа, 1-го римского императора, как идеального правителя. А это, мягко говоря, ровно наоборот. 3-й историк, которого нельзя не назвать, – Дион Кассий. Это еще позже. Он умер в III веке в 229-м году новой эры. Его знаменитая «Римская история», 80 книг. А книги – это у них свитки. Писал уже при Северах. Это уже другой Рим. Это уже очень заметные кризисные явления, все глубже и глубже. Он сторонник монархии, но без деспотизма. Специальной литературы, а о нашем персонаже очень мало. Можно найти сведения об Агриппине старшей в книге Елены Васильевны Федоровой «Императорский Рим в лицах».

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― Многочисленные переиздания.

А. Венедиктов ― Она очень хорошо…

Н. Басовская ― Достойный…

А. Венедиктов ― Достойная книга.

Н. Басовская ― Абсолютно. Иногда кто-то вот с профессиональным снобизмом: «Ах, подумаешь!»

А. Венедиктов ― Но Вы знаете, она без отношения ее пишет.

Н. Басовская ― Да. Это замечательное…

А. Венедиктов ― Агриппина – вот такой… Женская ревность.

Н. Басовская ― Я считаю, замечательное произведение.

А. Венедиктов ― Женская ревность.

Н. Басовская ― Ну, Вам виднее.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― А есть такой Геннадий Левицкий, современный историк, «В плену страстей. Женщины в истории Рима», Москва, 2009-й. Но лучше всех Кудрявцев Петр Николаевич «Римские женщины. Исторические рассказы по Тациту», 1856 год. Петр Николаевич – ученик, поклонник Грановского и друг, и поклонник. Текст блистательный. Особенно я обожаю такие моменты, они у него повторяются, у Кудрявцева, рассказывает, рассказывает какой-то сюжет, но дадим слово Тациту, и дает ему слово, и получаются такие высказывания… Ну, например, «недолговечны и несчастливы любимцы римского народа».

А. Венедиктов ― Это правда.

Н. Басовская ― Вот это замечательная литература, и если кто-то поинтересуется, и книга Кудрявцева, она в последний раз издавалась, по-моему, в 1913 году накануне великих катастроф России. Но есть и можно и в интернете найти, и почитать и так далее. Итак, Агриппина Старшая, внучка великого Октавиана Августа. Но вот великий, великий. Совершенно отталкивающая личность, но это тот, кто все-таки после великих, именно великих гражданских войн в Риме, долгих, безнадежных, где участвовали такие люди как Гай Юлий Цезарь, Марк Туллий Цицерон, Марк Лициний Красс и так далее. Все-таки он с виду сначала самый невзрачный, но самый…

А. Венедиктов ― Гаденыш. Гаденыш такой.

Н. Басовская ― Не научно, но точно.

А. Венедиктов ― Был. Был, когда был маленьким.

Н. Басовская ― Это определение. Итак, это внучка великого Октавиана Августа, 1-го монарха Великого Рима. Ее история, ее история происходит не при Августе, она тем более внучка…

А. Венедиктов ― Ну, и при Августе немножко, но все-таки она…

Н. Басовская ― Немножко при Августе. Но главный здесь персонаж – Тиберий, приемник Августа.

А. Венедиктов ― Тот самый Тиберий.

Н. Басовская ― … приемный сын. Да. Его приемный сын. Какая-то супер развратная личность. И вообще время отличающееся жестокостью, развратностью, беспощадностью к родным. Что это?

А. Венедиктов ― Это последствия гражданских войн.

Н. Басовская ― Последствия гражданских войн – само собой. И моральная смерть империи, которая наступила гораздо раньше физической и политической смерти. Морально они умерли при этой династии, 1-х династий…

А. Венедиктов ― Юлия Клавдия.

Н. Басовская ― Юлия Клавдия. Их было немного. Их было немного.

А. Венедиктов ― Но все отличились.

Н. Басовская ― Но они все почти чудовища завершаются Нероном. Так что вот такое время, я думаю, это моральная смерть и есть. Когда-то вскрикивающий «O tempora! O mores!» - «О, времена! О, нравы!» - Марк Туллий Цицерон умер бы еще раз уже своей смертью. А он был казнен в ходе проскрипций. И вот личная судьба Агриппины Старшей, я считаю, – зеркало начала разложения трупа Великого Рима. Вот ужасное предисловие. Зато я подготовила наших радиослушателей к последующим мрачным страницам истории.

А. Венедиктов ― Запугала. Отведите детей от радиоприемника.

Н. Басовская ― Родители. Да, тут вот сейчас про родителей. Нет, удивительно: отец – лучший друг, близкий друг Октавиана Августа. Марк Випсаний Агриппа – удивительный человек незнатного происхождения, но так случилось…

А. Венедиктов ― Ну, так гражданские войны поднимают этих людей.

Н. Басовская ― Безусловно.

А. Венедиктов ― Да, талантливых людей из низов.

Н. Басовская ― На волне гражданской войны вылетают наверх неизвестно кто. И стал ближайшим другом Октавиана Августа вот в самой какой-то юности. Итак, почему он фантастический? С одной стороны он всегда рядом с Октавианом и помогает ему рваться к власти. Но при этом постоянно уговаривает не становиться единодержавным правителем. Он одерживает победы в его пользу в надежде, что когда он таки станет, он будет не деспотом, но каким-то благодетелем своего народа. Процитирую. Дион Кассий приводит речь Агриппы, конечно, не буквальную. Это пересказы римских писателей, но суть они передают. Итак, цитаты как бы из самого Агриппы: «Сущность единовластия заключается в том, что никто не хочет ни видеть, ни иметь никаких достойных качеств (ибо имеющий высшую власть является врагом для всех остальных), - как он хочет предупредить последующих многих-многих. - Большинство людей думает только о себе, и все ненавидят друг друга», - это при деспотизме. Дальше: «Трудно сокрушить нашу народную массу, - римскую народную массу, - столь много лет прожившую при свободе, - ну, относительной. Имеется в виду, что это все-таки была республика. - Трудно снова обратить в рабство наших союзников, наших данников, одни из которых издавна жили при демократическом строе, - это Греция, - а других освободили мы, - восток. - Трудно это сделать, в то время как мы со всех сторон окружены врагами». Вот такой трогательный, морализирующий и в то же время…

А. Венедиктов ― Вот папа у нас морализатор. Давайте запомним папу нашей девочки, близкий друг Октавиана.

Н. Басовская ― И полководец.

А. Венедиктов ― Да. И морализатор.

Н. Басовская ― Помогая Октавиану, он одерживает победы над Секстом Помпеусом, сыном Помпея. Одерживает победу над Антонием и Клеопатрой в знаменитой…

А. Венедиктов ― Именно он. Да.

Н. Басовская ― … битве при Акциуме. 31-й год до новой эры.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― Знаменитое поражение Антония и Клеопатры. Флот разбит. Воевал в Испании. И всегда рядом с Августом. Много созидал в Риме, перестроил Рим. Построил термы, Пантеон, акведук. Сейчас это фонтан Треви, один из самых знаменитых. И все это замечательный Агриппа. Любим…

А. Венедиктов ― Папа.

Н. Басовская ― Любим народом.

А. Венедиктов ― Папа. Наш папа.

Н. Басовская ― Мама.

А. Венедиктов ― Мама.

Н. Басовская ― Противоположность.

А. Венедиктов ― Так.

Н. Басовская ― Вот из таких поразительных вещей должно родиться что-то поразительное и родилось. Мама – единственная дочь Октавиана Юлия Старшая, родная единственная дочь. Кажется, ей написано на роду быть, ну, такой же ужасной как Октавиан, потому что в день ее рождения Октавиан, в день ее рождения развелся с ее матерью Скрибонией и женился на Ливии.

А. Венедиктов ― Так?

Н. Басовская ― Зловещей фигуре. То есть в день рождения девочки он выгоняет ее мать. И она растет сызмальства, с рождения с чужой женщиной, этой самой Ливией в семье Октавиана. Изломана судьба дальше. Он бесконечно думает, Октавиан, кому бы выгодно, политически выгодно отдать свою единственную дочь.

А. Венедиктов ― Ну, он же такой узурпатор, грубо говоря.

Н. Басовская ― Конечно. Знаменитый династический товар.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― Он же делал вид, что он сохранил республику, став реальным императором, в смысле монархом. Он даже планировал, не отдать ли ее варвару. Ее при этом никто ничего не спрашивал.

А. Венедиктов ― Нет, ну, а что еще их спрашивать?

Н. Басовская ― Но отдал двоюродному брату. В результате он скоропостижно умер, и в 16 лет она вдова. В 18 ее выдают за этого благородного Агриппа, которому уже за 40. Она успела родить ему пятерых детей, в том числе Агриппину Старшую. И что же? При этом мать совершенно дикую проживает дальше жизнь.

А. Венедиктов ― Распущенную.

Н. Басовская ― Ее настолько отец замучил этими торгами…

А. Венедиктов ― Октавиан в смысле.

Н. Басовская ― Октавиан. Он так замучил ее. Он даже выдал ее на какое-то время за Тиберия, своего приемного сына и наследника развратного. Они ненавидели друг друга неистово. И она как проявление ненависти начала вести демонстративно развратный образ жизни. А римский разврат как и многое римское отличался яркостью и какой-то вот такой нарочитостью.

А. Венедиктов ― Демонстрационностью.

Н. Басовская ― Демонстрационностью. Август, который объявил себя борцом за чистоту нравов…

А. Венедиктов ― Да уж.

Н. Басовская ― Он очень хотел быть хорошим. Он сослал родную дочь единственную…

А. Венедиктов ― Вот эту нашу маму?

Н. Басовская ― Нашу маму. Он сослал Юлию на острова, где ее мучили особенно при Тиберии, просто, можно сказать, терзали и пытали, и она там скончалась. Вот такое происхождение у этой Агриппины. Она была 3-м ребенком Агриппы и Юлии Старшей, вот этой несчастной женщины. 3-й ребенок из пяти в семье Агриппы. В 19 лет, то есть в 5-м году новой эры, ее выдали замуж за Германика, сына брата Тиберия Друза Старшего, благородного человека. То есть за племянника правящего развратного императора…

А. Венедиктов ― Ну, надо сказать, Наталья Ивановна, что за ее образование отвечал дед Октавиан, что он следил за ней…

Н. Басовская ― Образование было.

А. Венедиктов ― Да. Он следил за ней. Он ее тоже готовил как товар, как Вы сказали.

Н. Басовская ― Точно.

А. Венедиктов ― Она не могла выйти из дома. Она не должна была встречаться с…

Н. Басовская ― Он борец за нравственность.

А. Венедиктов ― Да, да. Ну, видимо, пример мамы стоял перед глазами…

Н. Басовская ― И вот неноминальный, чисто римский злодей Тиберий хочет соединить добродетели от Агриппы и злонравие своей дочери Юлии Старшей в этом браке Агриппины…

А. Венедиктов ― Октавиан. Да, да. Август.

А. Венедиктов ― Ее с Германиком?

Н. Басовская ― Да. То, чего не может быть. В 5-м году новой эры состоялся этот брак. И после этого 14 лет Агриппина и Германик прожили в счастливейшем браке. То, чего не может быть.

А. Венедиктов ― А мы не знаем с Вами примеров вот таких семей, я вдруг начал вспоминать, такого не было.

Н. Басовская ― Нет.

А. Венедиктов ― Всех этих Тибериев, Друзов, Неронов, Випсаний…

Н. Басовская ― По-моему, это уникальное явление.

А. Венедиктов ― Это уникальное явление.

Н. Басовская ― Это чистота в конечном счете, вот тема ее жизни и беспощадной расправы с ней… Расправился Тиберий…

А. Венедиктов ― Не опережайте.

Н. Басовская ― Да. Безумно. Это то, что демонстративное злодейство и развратность Тиберия не могут видеть и переносить зрелище добродетели. Германик – добродетельный, порядочный человек.

А. Венедиктов ― Римский военачальник тоже.

Н. Басовская ― Римский военачальник. Рассматривается в числе кандидатур как приемник Августа. Правда, Августу хочется жить вечно.

А. Венедиктов ― Ну, да.

Н. Басовская ― Но он испытывает безумное давление со стороны этой самой жены Ливии и понимает… не может устоять против ее давления. Она добивается, чтобы ее сына от другого брака Тиберия он усыновил. У римлян была особенность: родного и усыновленного сына… Вот вроде благородная особенность.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― Они считали одинаковыми. Не имело значения усыновленный или родной ребенок. Вот кажется то, что задумано как хорошее, но подчас оборачивалось чем-то безумным. Итак, Германик – благородный, достойный. Он растет по службе. Его не обижают. Он побыл квестором, консулом в 12-м году. И в 14-м Тиберий становится императором…

А. Венедиктов ― Умирает Август, надо… Август умирает.

Н. Басовская ― Август умирает. А многие думали, наследником будет Германик. Нет, - говорят, - он молод.

А. Венедиктов ― Слишком.

Н. Басовская ― Наследником становится Тиберий и сразу же отправляет благородного Германика молодого, уверенного в себе, сильного, женатого на нашей Агриппине Старшей на берега Рейна воевать со страшными германцами. А в это время для Рима страшнее германцев ничего нельзя было представить. Все помнили, все знали знаменитое поражение римлян в Тевтобургском лесу в 9-м году новой эры при Августе.

А. Венедиктов ― Свежо еще. Болит.

Н. Басовская ― Это болит.

А. Венедиктов ― Утрачен орел легиона…

Н. Басовская ― Как он бился головой о притолоку двери, Август. Он все делал на показ.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― Этот хитрец. Квинтилий, верни легион.

А. Венедиктов ― Верни мне мои легионы.

Н. Басовская ― Верни легионы. Потому, что там погибли легионы римлян. Это было страшное поражение в германских лесах. Вот туда отправляют Германика. С одной стороны как бы понятно, лучшего на борьбу с самыми опасными. Едва он туда прибыл, а необычным образом – вместе с женой Агриппиной.

А. Венедиктов ― А это важно объяснить, почему необычным образом.

Н. Басовская ― А никто не может точно… Да? Никто не может объяснить, почему. Это не было в традициях римлян.

А. Венедиктов ― Вот.

Н. Басовская ― Отправляться на войну с женой не принято. Она всегда рядом с ним, пока он будет жив. Там же рожает детей. Четверо детей, включая Калигулу и Агриппину Младшую еще одну, она родит именно там.

А. Венедиктов ― В походах?

Н. Басовская ― В походах. Вокруг солдат.

А. Венедиктов ― Это действительно не было принято в Риме. Женщина должна была…

Н. Басовская ― Не было принято.

А. Венедиктов ― … ждать мужа в Риме.

Н. Басовская ― Оно рассматривалось как добродетель. Дело в том, что тема добродетели в это время стала самой актуальной. Очевидно шел разврат вот после гражданских войн. Последним…

А. Венедиктов ― … НЭП такой.

Н. Басовская ― Да, последним скрепится… Цицерону «O tempora! O mores!», и ясно, что ничего не помогло. Нравы разлагаются, распадаются. Знаменитое понятие римское «virtus» - буквального перевода нет. Формально «доблесть». Формально «достоинство». А в общем это совокупность римских классических качеств: любовь к родине, готовность умереть за нее, добродетельный образ жизни, крепкая семья. В Риме все эти моральные принципы когда-то в расцвете, ну, до… 1-го века новой эры.

А. Венедиктов ― Гражданские войны все это разрушали.

Н. Басовская ― Да, да.

А. Венедиктов ― Вот как.

Н. Басовская ― Это было очень прочно, а потом все это разрушилось. Так вот ее поступок столь необычный, конечно, кем-то, и потом это не забывали, был воспринят как проявление попытки вернуть римскую добродетельную семью пусть необычным способом. Хорошо, в те былые времена вместе, допустим, со Сципионом Африканским жена в походы не ходила.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― А, может быть, это способ вернуть великие достоинства и прочность семьи. И вот это необычное совпадение…

А. Венедиктов ― Она живет в лагере. Она живет в лагере.

Н. Басовская ― Она пребывает в лагере. Едва Германик прибыл в лагерь, это описано у Тацита совершенно потрясающе ярко, легионеры попробовали сказать: «Ты хороший, Тиберий там в Риме плохой. Давай-ка мы тебя объявим…» Раскрыта тайна императорской власти. Императором можно стать не только в Риме. Объявим тебя императором. Так Германик пригрозился покончить с собой, вынул меч, сказал: «Я готов его вонзить, - они видят, что готов. – Если вы не прекратите». Он прекратил этот бунт. И ему помогала и ничего не боялась Агриппина. А потом она помогала ему даже в военных действиях. Эта пара совершенно необычайная.

А. Венедиктов ― Наталья Ивановна Басовская сегодня в программе «Все так». Мы с вами говорим об Агриппине Старшей. Будет еще Младшая через неделю. А вот сейчас Старшая. Давайте не путать. Я сам в них запутался. Это дочь Агриппы и Юлии, внучка Октавиана. Она со своим мужем Германиком показывается пример…

Н. Басовская ― Носитель добродетели.

А. Венедиктов ― Да, носитель добродетели. Сразу после новостей мы вернемся в нашу студию.

А. Венедиктов: 18 ― 35 в Москве. Наталья Басовская, Алексей Венедиктов в программе «Все так» об Агриппине Старшей. Я вас спросил, каким образом Калигула, сын нашей сегодняшней героини Агриппины Старшей, начал воевать с богом Нептуном или Посейдоном, как вы пишите. Как угодно. Правильный ответ: он начала бросать копья в море. Он приказал своим воинам бросать копья в море. А те, кто писали высечь море, наверное, имели в виду, наверное, историю с Ксерксом…

Н. Басовская ― Персидского…

А. Венедиктов ― Царя Ксеркса. Да. Наши победители, кто получает книгу «Камо грядеши» Генрика Сенкевича и 3 номера журнала «Дилентант», следующие: Галина, чей телефон заканчивается на 74, Наталья – на 71, Лена – 01, Владимир – 24, Нина – 12, Татьяна – 81, Марк – 49, Армен – 77, Ксения – 62 и Анна – 83.

Итак, наша героиня со своим мужем, который пригрозил покончить с собой, если солдаты не прекратят восстание против императора, она в военном лагере.

Н. Басовская ― … не может нарушить клятву верности императору Тиберию. Он благороден. Он невозможно благороден. И, как считают все античные авторы, а они все-таки питались многими источниками, он мог бы это сделать. Это был такой человек, носиетль благородства. И вот эти 14 лет брака с 5-го по 17-й год она постоянно рядом. И описано всеми римлянами она даже остановила солдат, которые готовы были отступить, римские солдаты, разрушив мост. Она предотвратила разрушение этого моста, она их убедила, переубедила. Они вернулись, отбросили германцев и по этому мосту вернулись. А она с цветами их встречала.

А. Венедиктов ― Вау! Какая женщина!

Н. Басовская ― Это погубило ее, потому что ее популярность немыслима. Младший ее сыночек, в будущем страшный человек, Калигула, маленький мальчик. Ему года 2 здесь, когда он уже фигурирует, в солдатской форме. Его одевают в солдатскую форму…

А. Венедиктов ― Детскую?

Н. Басовская ― Детскую. Ему сшили маленькую, вот эту изготовили все. И он получил прозвище Калигула. Это форма обуви, сапожок. Калигула – это сокращенное от сапог. И вот этот сапожок, он умиляет всех. Все знают, что совершила Агриппина на том знаменитом мосту. Все знают, как благороден ее муж. Вот она…

А. Венедиктов ― И этот мальчик, он…

Н. Басовская ― Никто не знает, как он будет ужасен.

А. Венедиктов ― Он ходит по лагерю…

Н. Басовская ― Да. Он умиляет.

А. Венедиктов ― Он умиляет.

Н. Басовская ― Он умиляет. А цветы, которыми она встречала солдат, не забыты. Поэтому Тиберий, который уже наверняка клокочет от злобы и ревности…

А. Венедиктов ― Доносы, доносы.

Н. Басовская ― Все-таки в 17-м году новой эры, 3 года после смерти Августа, Тиберий 3 года у власти, он устраивает триумф Германика в Риме. Это 1-й триумф после 29-го года до новой эры. Триумф Октавиана, пришедшего…

А. Венедиктов ― То есть 50 лет назад покорение видят только…

Н. Басовская ― Они долго не видели триумфов.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― И вот этот триумф, в который не попала Клеопатра, 29-го года до новой эры, покончила с собой.

А. Венедиктов ― Да, да.

Н. Басовская ― И это 1-й после огромной этой паузы триумф. Этого Тиберий снести…

А. Венедиктов ― Сам устроил и сам не может.

Н. Басовская ― Он отправляет Германика, довольно воевать на Рейне, где ты так популярен…

А. Венедиктов ― Ну, да.

Н. Басовская ― Где Агриппина сделала тебе невиданное имя, где сама добродетель царит…

А. Венедиктов ― И популярен у своих легионов.

Н. Басовская ― Это самое страшное. Солдаты обожают его и маленького мальчика по прозвищу Калигула, Сапожок. Он отправляет его… Ну, куда? Значит, на восток. Раз на западе такая ситуация. Он… Формально все замечательно. Он назначает Германика правителем восточной части империи. И ровно через год, это 18-й год новой эры, в 19-м приходит известие: Германик внезапно от невиданной, неведомой болезни умер в Антиохии.

А. Венедиктов ― Ну, жарко, насекомые, дизентерия.

Н. Басовская ― Молниеносно слухи – отравлен. Рим приходит в массовую истерию. В Риме просто истерика, причем народная истерика. Римский плебс, он умеет и требовать зрелищ, и умеет восхищаться и ненавидеть. И вот эти возбужденные толпы вдруг приходят в ложное… оказавшееся ложным известие, что он жив, Германик… Неправда, он жив. И Тиберия среди ночи, императора, который уже скоро из Рима убежит на Капри и там будет жить злобным отшельником, его разбудил оглушительный крик толпы. Что они кричали? Жив, здоров. Спасем Германика. Рим спасен, и мир спасен. Для них Рим и мир одно и то же.

А. Венедиктов ― Да, конечно. Конечно.

Н. Басовская ― Римский мир. И это разбудило злобного Тиберия. Все. Они обречены. И Агриппина, и ее дети. И вот сколько сможет мстить, столько он и будет. Германик умер. Добродетельная вдова, а это как бы еще ее украшает. Благородная, добродетельная вдова римского героя Германика Агриппина что делает? Мы понимаем, что она должна сделать. Обращается в суд. Добродетель ведь верит в судебную систему.

А. Венедиктов ― Так.

Н. Басовская ― Даже римскую. И обвиняет в суде в смерти своего мужа правителя Сирии Гнея Кальпурния Пизона. Это разворот…

А. Венедиктов ― В отравлении?

Н. Басовская ― Новый разворот трагедии.

А. Венедиктов ― В отравлении?

Н. Басовская ― Да. Да. Обвиняет, что этот правитель Сирии организовал отравление не лично сам, но организовал. На суде на этом, где благородная вдова, многие вздрагивают и готовы ее понять, услышать…

А. Венедиктов ― Да, да.

Н. Басовская ― Загнанный в угол этим расследованием Пизон, этот самый правитель Сирии заговорил, как сейчас говорят.

А. Венедиктов ― Ой, напрасно он заговорил.

Н. Басовская ― Ненадолго. Он обвинил самого императора Тиберия. Он сказал правду наверняка. И всесильного префекта претория. Командир преторианцев, должность, которую ввел Октавиан Август.

А. Венедиктов ― Ну, да.

Н. Басовская ― Ну, это всесильная фигура. Луция Элия Сеяна. Этот Сеян доиграет трагедию. Той назначили слушание дела теперь в Сенате, перенесли в высшую инстанцию. И все бы, может быть, выяснилось, если бы обвиняемый Пизон внезапно не покончил с собой.

А. Венедиктов ― Так.

Н. Басовская ― Покончил.

А. Венедиктов ― Так.

Н. Басовская ― Что остается благородной вдове? Дело до конца не расследовано. Все ограничилось слухами, ужасами, восторгами. И вот с 19-го года, со смерти Германика Агриппина живет в Риме. Она на виду у всех. Что тоже Тиберию тяжко, хотя…

А. Венедиктов ― Со своей скорбью.

Н. Басовская ― Да. С благородной скорбью, с тем, что в суде не добилась правды, хотя, конечно, слухов полно. И она заметно склоняет свои высказывания, реплики, поведение к оппозиции всесильному Сеяну. А раз это всесильный префект претория, у него должны быть враги.

А. Венедиктов ― Он фаворит. Фаворит.

Н. Басовская ― Тиберий к ней холоден, насторожен. Он еще не полностью покинул Рим. В 26-м году он отказал дать ей разрешение на повторный брак. Она, конечно, искала защиты. Повторный брак мог бы стать ей некой защитой. Ей в принципе такой порядок в империи без разрешения императора…

А. Венедиктов ― Она член семьи. Ну, она член семьи.

Н. Басовская ― Тем более она член семьи. Ей отказали.

А. Венедиктов ― Вот он тоже понимал, что она искала защиты. А нам это зачем?

Н. Басовская ― А Сеян непрерывно нашептывает: «Эта женщина опасна. Эта женщина опасна». Сюжет, рассказанный Светонием. На пиру, куда ее еще приглашают, Тиберий подал Агриппине яблоко, очевидно отравленное. Не знаю почему, но они хорошо знали нравы Рима. Она отказалась его съесть. И тогда притворный гнев Тиберия: «Как она смеет меня подозревать?!» Съела бы, умерла. А не съела, стала подозреваема и ненавидима окончательно. В 28-м году…

А. Венедиктов ― Надо напомнить про семью, что там дети. Там 3 сына и дочь.

Н. Басовская ― Да. Они пока живы.

А. Венедиктов ― Давайте мы просто напомним, что не одна она.

Н. Басовская ― Они пока живы. Они бывают в свете, как говорится. В 28-м году… До 28-го года ничего. Но в 28-м заточен по навету последний заступник Агриппины, очень известный человек Тит Сабин. Он навещал ее с детьми. Он проявлял симпатию. Он приглашал их в дом. Ходил, бывал у них в доме. Все. По навету дикому исчез. Дорога к трагическому финалу полностью открыта. Агриппина на основе слухов, 28-й год новой эры, слухов о том, что она намеревается искать защиты у войска… Ничего кроме слухов.

А. Венедиктов ― Ну, да. Куда она поедет?

Н. Басовская ― Но под этим ее популярность. Былая правда.

А. Венедиктов ― Ну, да, Германик вообще стал мифологической персоной. Там он мученической смертью умер, непонятно какой.

Н. Басовская ― Все понимают, что отравлен. Суд прекращен. И с этого трагического 19-го года прошло 9 лет.

А. Венедиктов ― Но семья близко. Калигула там.

Н. Басовская ― Мальчики растут.

А. Венедиктов ― Мальчики растут. Император их привечает.

Н. Басовская ― Старшие братья уже юноши.

А. Венедиктов ― Да, да. Уже опоясаны мечом, как принято говорить.

Н. Басовская ― И круг ее разогнали, последнего заступника…

А. Венедиктов ― Ну, да.

Н. Басовская ― … посадили. И вот на основании слухов, которые, конечно, Сеян сам создавал по всему Риму, что она намеревается искать защиты у войска, Тиберий дает распоряжение отправить ее в ссылку на остров Пандатерию, примерно туда же, где была его дочь Юлия…

А. Венедиктов ― Дочь Октавиана в смысле.

Н. Басовская ― Дочь Октавиана. Не его.

А. Венедиктов ― Да. Сводная сестра. Да.

Н. Басовская ― Юлия. При аресте она попробовала возмутиться, выразить свое потрясение. Как можно, не имея никаких доказательств? Еще не понято, что абсолютная власть абсолютна. В Риме же все живут какие-то воспоминания, какие-то иллюзии, какие-то суды, какие-то ораторы прошлого, какие-то фигуры вроде уже, конечно, зарезанного Гая Юлия Цезаря, но который умел быть и популярным, и вот ему все предлагают корону, а он отказывается. А теперь хоть 10 корон. Тиберий согласен на все. Как можно на основе слухов? И она выразила свое возмущение, и произошло то, что в бандитских вот фильмах, сериалах говорят: «Не церемониться при аресте». Ибо центурион ударил женщину, эту благородную вдову и матрону ударил так, что выбил ей глаз. Это кажется невероятным. Это кажется…

А. Венедиктов ― На жену Германика невозможно вообще…

Н. Басовская ― Жена абсолютно идеального, полностью идеализированного Германика…

А. Венедиктов ― И сама идеализирована полностью.

Н. Басовская ― … героя Циофа…

А. Венедиктов ― Ничего. Приказали. Приказ исполнил.

Н. Басовская ― Не церемониться при аресте.

А. Венедиктов ― Не церемониться. Это же подчиненный префекта Сеяна арестовывал?

Н. Басовская ― Да.

А. Венедиктов ― Это же…

Н. Басовская ― Чтобы центурион выбил глаз женщине, это, в общем-то, не очень… Не то, что непривычно. Это кажется невозможным, невероятным…

А. Венедиктов ― Да, убивать можно было по спискам еще во времена Суллы. Да?

Н. Басовская ― Со времен Суллы с 1-го века…

А. Венедиктов ― Убивать, пожалуйста.

Н. Басовская ― … до новой эры. Но это как бы было узаконено.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― Этот список – это утвержденный документ. Он вывешивается. Из этого списка известны имена людей, убив которых, ты окажешь услугу вот диктатору Сулле, а потом и Октавиану, который делает вид, что республика есть. На самом деле император. Ты делаешь услугу государству. Правда, за это ты получишь половину его имущества. Ну, это же справедливо. Это оплата твоих заслуг. И вот времена, когда прошло много времени, действуют такие супер аморальные нормы, и все больше и больше забывается римское понятие «virtus», привели к тому, что всесильный префект претория Сеян наверняка сказал: «При аресте не церемониться». Эта женщина, благородная матрона, благородная вдова, участница, скажем так, военных действий на западном фронте римском, на берегах Рейна, – это невероятно, – эта женщина в изувеченном виде отправлена в безнадежную ссылку.

А. Венедиктов ― А что это была за манера отправлять на острова вообще? Не казнить, не в тюрьму заключать, а отправлять… Ну, отправили на самом… Вот Тиберий, он же на Капри тоже на острове жил.

Н. Басовская ― Он отправился как бы в добровольное потом изгнание.

А. Венедиктов ― Ну, да.

Н. Басовская ― Идея была такова: нет ничего страшнее для римлянина или римлянки с понятиями «virtus» и прочие добродетели, чем быть вне Рима. Ты жив, поскольку ты в Риме. Рим – это жизнь. Рим – это весь мир. Для людей с таким происхождением как эти, как родственники 1-й династии Юлиев Клавдиев, их предки, отправить из Рима – это хуже, чем убить. Это начиналось и при Августе. Знаменитые тристии, написанные Овидием на берегах Дуная, где-то на нынешней Румынии, там в районе нынешней Румынии, тристии, то есть грустные стихи. Он писал их в ссылке, куда Август, известный моралист, отправил его тоже за то, что считал развратным.

А. Венедиктов ― Но одно дело отправить в ссылку в далекую провинцию там Дунай или даже там…

Н. Басовская ― Времена меняются.

А. Венедиктов ― … пустынную…

Н. Басовская ― Условия ухудшаются. Он грустил там. Но и тоска тристий о чем? Я не живу, потому что я вне Рима. И вот в этих ссылках была идея быть вне Рима… Мы как бы сохраняем… Конечно, по-китайски они не говорят, перевоспитаются, но а вдруг потом император сочтет…

А. Венедиктов ― И так бывало.

Н. Басовская ― … и простит.

А. Венедиктов ― Так бывало.

Н. Басовская ― То есть все лицемерно насквозь. Довольно страшно. Но укладывается в деформированные нормы римской морали, которые по сути стали аморальными.

А. Венедиктов ― И теперь вот эти пустынные острова.

Н. Басовская ― Пустынные острова. В них, конечно, очень влажный климат. Но это не так страшно. Там страшно в зимнее время года. Это то, что сейчас и тогда совершеннейший курорт летом, зимой это очень тоскливо. Это дожди. Это ужасная влажность, от которой римляне, живущие в Риме, богачи и знать спасаются в знаменитых термах. Почему они все время строят и достраивают термы? Там тепло. Там обсуждаются политические вопросы. Там принимаются всякие решения. А когда никаких терм нет…

А. Венедиктов ― А только пещеры.

Н. Басовская ― … всепроникающая влажность – да, – в пещерном, ну, подвале типа из пещеры, она человека изнуряет и губит, и съедает постепенно. Но идея, ну, а вдруг что-то случится, есть. В 30-м году у нее… В 31-м году… Нет, сначала она… 30-й. Она получила страшное известие там в ссылке, что убит по приказу Тиберия ее старший сын по имени Нерон, не путать с последующим…

А. Венедиктов ― Не с тем Нероном. Ну, они все были Нероны, Друзы…

Н. Басовская ― Да, да.

А. Венедиктов ― … Агриппы, Северы. Да.

Н. Басовская ― Убит…

А. Венедиктов ― В тюрьме там.

Н. Басовская ― … по приказу Тиберия. Она получает известие там.

А. Венедиктов ― Это сын Германика, надо вспомнить.

Н. Басовская ― Германика. Но в 31-м надежда меньше, чем через год, потому что приходит известие о том, что казнен за измену, ну, естественно за измену, всесильный Сеян.

А. Венедиктов ― Тот самый префект претория.

Н. Басовская ― Тот самый префект претория казнен по приказу того самого Тиберия. И Агриппина надеется, а это могло случиться. Император всесилен. Император может захотеть выглядеть великодушным…

А. Венедиктов ― И надо вспомнить, что наш младший сын Агриппины Калигула на Капри вместе с императором, мальчик. Может, он чего сказал. Может, за маму попросил.

Н. Басовская ― Ой, не знаю.

А. Венедиктов ― И она не знала.

Н. Басовская ― Агриппина надеется на перемены к лучшему. Проходит еще 2 года. И в 33-м она узнает о смерти 2-го сына Друза. Боже мой! Его уморили голодом. И как пишут римские историки, ей рассказывали эти подробности. Есть страшные детали. Он питался набивкой из своего тюфяка.

А. Венедиктов ― В тюрьме?

Н. Басовская ― В тюрьме. Его не кормили.

Н. Басовская ― Какая…

А. Венедиктов ― Разница. Да? Это становится.

Н. Басовская ― Его не кормили. И тогда Агриппина, женщина невиданно сильного духа, необыкновенного, конечно, благородства… Вот добродетель здесь сыграла какую-то удивительную вещь, ведь родители ее столь противоположны. Благородный, хотя и утопист Агриппа. Развратница, но поневоле Юлия. Что образовалось? Благороднейший муж. Она женщина несгибаемой воли, как выяснилось, узнав, что уморили таким жесточайшим образом, голодом ее сына, 2-го сына Друза, юношу, она принимает решение уморить себя голодом. Вот когда находятся авторы вроде Светония, которые пытаются как-то выгородить даже Тиберия…

А. Венедиктов ― Ну, да. Они любят своих героев.

Н. Басовская ― Я не могу. А куда деть то, что по… Тиберий, ему доложили: не ест.

А. Венедиктов ― Он ответил.

Н. Басовская ― … знакомо во все времена.

А. Венедиктов ― Да, он ответил: «Кормить насильно».

Н. Басовская ― Он приказал: «Кормить насильно». Боже! Как все это знакомо из времен других, когда нам кажется, что это изобретение развратной цивилизации…

А. Венедиктов ― ХХ век жестокий и так далее.

Н. Басовская ― Да, фашизм.

А. Венедиктов ― Да.

Н. Басовская ― Там все было. Ее стали насильно кормить. Но как пишут римляне, она противилась, противилась так, что умерла. То есть умерла, можно сказать, ну, под пытками.

Н. Басовская ― Ибо насильственное кормление есть форма пытки. Эпилог.

А. Венедиктов ― Это в ссылке было? Просто, чтобы наши слушатели понимали.

Н. Басовская ― Да, да. На этих островах.

А. Венедиктов ― Вот на этом пустынном острове…

Н. Басовская ― Никогда не вернулась с этого маленького острова.

А. Венедиктов ― У нее умерло 2 сына, и остались сын и дочь.

Н. Басовская: 33 ― й год. Она умерла. Сын несколько в чести. Про дочь Агриппину Младшую…

Н. Басовская ― … мы наметили рассказать отдельно. Итак, эпилог. Странное завершение, странное переплетение фактов. Тиберий назначает наследником младшего сына Германика и Агриппины, того самого Калигулу, бывшего умилительного мальчика по прозвищу Сапожок, сына добродетельных родителей. Родители, которые окажутся родителями монстра. Калигула – монстр.

А. Венедиктов ― Да. Но родителей уже нет.

Н. Басовская ― … считают, что он был душевно болен. Может быть, Тиберий увидел вот это. Может быть, он увидел вот это. И как моралисты-римляне говорят, ему бы хотелось доказать, что могут и хуже быть.

А. Венедиктов ― Ну, это такая…

Н. Басовская ― Вот увидел Калигулу…

А. Венедиктов ― … фантазия.

Н. Басовская ― Увидят Нерона…

А. Венедиктов ― Фантазия.

Н. Басовская ― … и, может, меня полюбят. Моралистические рассуждения.

А. Венедиктов ― Конечно.

Н. Басовская ― Тиберий пережил сам… Император Тиберий пережил Агриппину на 3 с половиной года. Ну, может быть, он отошел в тот мир каким-нибудь красивым благородным образом. Да чудовищно. Умирая очевидно, он уже как бы перестал подавать признаки жизни, и Гай Цезарь Калигула, этот самый наследник, начал принимать поздравления от придворных льстецов. Вдруг новая весть: он очнулся. Тиберий очнулся. Очаровательно описана сцена у Тацита. Развернулись и начали скорбеть. Только что поздравляли, уже начали скорбеть. Ой-ёй-ёй, испугались, а вдруг он оживет. Новый префект претория Макрон всегда найдется. Сеян, Макрон. New Макрон, new Сеян. Увидев, что действительно тот вроде задышал и признаки жизни, одни говорят, задавив… приказал удушить, лично удушил его подушкой. Другие говорят, приказал забросать его лежащей вокруг одеждой, постельными принадлежностями…

А. Венедиктов ― В общем, ну, чтобы он задохнулся короче.

Н. Басовская ― Образовалась такая куча тряпок, под которой тихо умер император Тиберий.

А. Венедиктов ― Задохнулся.

Н. Басовская ― А бывший очаровательный Сапожок…

А. Венедиктов ― Сын нашей героини.

Н. Басовская ― Гай Цезарь Калигула, которого она так любила, которого любили солдаты в лагере идеального Германика в борьбе с опаснейшими для Рима германцами, этот человек снова начал принимать поздравления. Все забыто.

А. Венедиктов ― Ой, еще пока не забыл, вспомнил, что у меня…

Н. Басовская ― Не все забыто.

А. Венедиктов ― Нет, не все забыто, что когда Агриппина умерла, ее день рождения императором…

Н. Басовская ― Был объявлен плохим днем.

А. Венедиктов ― Вы представляете себе?! После ее смерти, вот она… Тиберий объявил указом день рождения Агриппины уже умершей – это неудачный день.

Н. Басовская ― Только не подумайте, что там день траура. Нет.

А. Венедиктов ― Нет. Плохим, неудачным.

Н. Басовская ― Это день, когда не надо ничего делать. Тебя настигнет неудача. Постигнет – простите, – неудача. Плохой день календаря.

А. Венедиктов ― Мальчик пришел, Калигула, ее сын, и отменил это естественно.

Н. Басовская ― Более того он отправился на острова 1-м делом… Сначала начал-то вроде как нормальный. Собрал прах на этом острове своей матери, на соседнем своих братьев, торжественно похоронил, привез лично в урне, похоронил их прах. Но очень быстро превратился в Калигулу.

А. Венедиктов ― Наталья Ивановна Басовская в программе «Все так».

После гибели Мессалины Клавдий совершенно разочаровался в женщинах. Император даже поклялся на сходке преторианцев, по свидетельству Светония, «что так как все его супружества были несчастливы, то отныне он пребудет безбрачным, а если не устоит, то пусть они заколют его своими руками».

Увы! Страшная клятва была забыта раньше, чем закончился траур по развратной, но любимой жене. На рынке невест Рима разгорелось нешуточное соперничество: «каждая выставляла на вид свою знатность, красоту и богатство как достойное основание для такого замужества» (Тацит).

Женщин, на свою беду, Клавдий любил непременно красивых. Не понимал, что природа часто уравновешивает красоту дурными наклонностями. А если красотки к тому же неглупы, то обладают исключительным коварством и, добиваясь своих целей, не останавливаются ни перед чем. Такие женщины не любят находящегося рядом мужчину, но лишь пользуются им и выбрасывают, как отработанный материал, когда в нем отпадает нужда.

Клавдий начал понимать, что все его несчастья идут от свадеб, недаром он клялся преторианцам больше не совершать подобной глупости. Однако привычка жениться оказалась сильнее страхов за свою драгоценную жизнь.

Император начал в растерянности метаться между знакомыми женщинами; засуетились и властолюбивые вольноотпущенники, обычно управляющие Римом за Клавдия. Они взяли на себя заботу о том, чтобы остывшее после смерти Мессалины брачное ложе долго не пустовало. Ведь когда человек доволен жизнью, когда у него есть все желаемое - с ним легче договариваться.

Была и вторая причина (более важная), заставившая вольноотпущенников включиться в свадебную гонку. Клавдий, по словам Тацита, не выносивший безбрачного существования, попадал под власть каждой своей супруги. Исходя из этого обстоятельства, между вольноотпущенниками разгорелся серьезный спор: Каллист желал видеть женой Клавдия Лоллию Паулину - дочь консуляра, Нарцисс выдвигал Элию Петину - уже бывшую однажды женой принцепса, Паллант поддержал Агриппину - дочь Германика.

Во какое объяснение читаем мы у Тацита.

«Нарцисс говорил о том, что Петина уже была женой принцепса, что у них общая дочь (ибо Антония родилась от нее), и что с возвращением прежней супруги в дом не будет внесено ничего нового, ибо она не станет питать обычной для мачехи неприязни к Британику и Октавии, столь близким по крови ее собственным детям. Каллист возражал, что униженная длительным разводом Петина, будучи снова взята принцепсом в жены, неизбежно возгордится; гораздо разумнее поэтому ввести в семью Лоллию, которая никогда не имела детей и, свободная по этой причине от ревности и пристрастности, заменит пасынку и падчерице родную мать. А Паллант превозносил в Агриппине более всего то, что она приведет с собой внука Германика; вполне достойно императорского семейства присоединить этого отпрыска знатного рода к потомкам Юлиев и Клавдиев и тем самым не допустить, чтобы женщина испытанной плодовитости и еще молодая унесла в другой дом славу и величие цезарей».

Меньше всего шансов было у Агриппины, ибо она приходилась родной племянницей Клавдию. Подобного рода брачный союз считался кровосмесительным и запрещался римскими законами.

Умная беспринципная Агриппина обратила в свою пользу даже препятствие на пути к цели. Клавдий, по словам Светония, «обольщенный лукавствами Агриппины, которая была дочерью его брата Германика и пользовалась своим правом на поцелуи и родственные ласки… нашел людей, которые на ближайшем заседании предложили сенату обязать Клавдия жениться на Агриппине, якобы для высшего блага государства, и дозволить подобные браки для всех, хотя до той поры они считались кровосмесительными».

Брачный сговор торопила и подкрепляла молва о том, что близость Клавдия и Агриппины вышла за пределы дозволенного. 1 января 49 года состоялась свадьба: жениху было 59 лет, его невесте - 34 года. Так римляне, всегда отличавшиеся строгостью нравов, завели у себя обычай египетских царей из династии Птолемеев. «Впрочем, - замечает Тацит, - не нашлось никого, кто бы пожелал вступить в такое супружество, кроме единственного римского всадника Алледия Севера, о котором многие говорили, что его толкнуло на это желание угодить Агриппине». Рим не торопился опускаться до морального уровня своих императоров и императриц.

Агриппине многое пришлось перетерпеть в детстве и юности. Она родилась в Германии, в городке убиев, который в 50 году переименовали в Агриппинову колонию (ныне Кельн). Ее отец - Германик (15 год до н. э. - 19 год н. э.) - был одним из самых популярных членов императорской фамилии и талантливым военачальником.

Светоний утверждает, что Тиберий всячески старался унизить Германика, «славнейшие его деяния объявлял бесполезными, а самые блистательные победы осуждал как пагубные для государства». Народ не обманешь - он боготворил Германика, что и решило его судьбу. Из той же зависти и страха Тиберий приказывает отравить приемного сына, но даже мертвый Германик преследовал императора: «были и надписи во многих местах, и непрестанные крики по ночам „Отдай Германика“». В ответ на любовь римлян даже к мертвому полководцу Тиберий жестоко расправился с женой Германика и двумя его сыновьями.

В 37 году после смерти Тиберия императором стал брат Агриппины - Калигула. Близкое родство с принцепсом не доставило Агриппине ничего, кроме издевательств и унижений. Развращенный властью недостойный потомок благородного Германика не знал меры в своих сумасбродствах. Он сделал любовницами всех своих сестер: Агриппину, Друзиллу и Ливиллу «На всех званых обедах, - пишет Светоний, - они попеременно возлежали на ложе ниже его, а его законная жена - выше его. Говорят, одну из них, Друзиллу, он лишил девственности еще подростком». Ее Калигула обожал безумно; «остальных сестер он любил не так страстно и почитал не так сильно: не раз он даже отдавал их на потеху своим любимчикам».

Когда Агриппина и Ливилла надоели брату, он осудил их «за разврат и за соучастие в заговоре против него» и сослал на Понтийские острова.

Вернуться в Рим Агриппине позволил следующий император - Клавдий. Однако Мессалина, по свидетельству Тацита, «была всегда к ней враждебна». Жена Клавдия, скорее всего, почувствовала в дочери Германика соперницу. Надо отдать должное, Мессалина была весьма умной женщиной: можно судить лишь по тому, как ловко она расправлялась с врагами руками Клавдия и с помощью мужа доставляла любовников к себе в постель. Беда в том, что здравый рассудок побеждала в ней животная страсть.

Супружеская жизнь Агриппины началась очень рано. В 13-летнем возрасте император Тиберий выдал ее замуж за «человека гнуснейшего во всякую пору жизни».

Гней Домиций Агенобарб происходил из древнейшего римского рода, и на этом его достоинства заканчивались. Светоний перечисляет некоторые поступки первого мужа Агриппины, более характерные для бешеного зверя, нежели человека. «Сопровождая по Востоку молодого Гая Цезаря, он однажды убил своего вольноотпущенника за то, что тот не хотел пить, сколько ему велели, и после этого был изгнан из ближней свиты. Но буйство его не укротилось: в одном селении по Аппиевой дороге он с разгону задавил мальчика, нарочно подхлестнув коней, а в Риме, на самом форуме, выбил глаз одному всаднику за его слишком резкую брань… Обвинялся он незадолго до кончины и в оскорблении величества, и в разврате, и в кровосмешении с сестрой своей Лепидой, но смена правителей его спасла; и он скончался в Пиргах от водянки, оставив сына Нерона от Агриппины, дочери Германика».

Луций Домиций (так назвали Нерона при появлении на свет) родился через девять месяцев после смерти Тиберия и за три месяца до смерти отца - 15 декабря 37 года. «Тотчас по его гороскопу многими было сделано много страшных догадок; пророческими были и слова отца его Домиция, который в ответ на поздравления друзей воскликнул, что от него и Агриппины ничто не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества» (Светоний). Агриппина «обратилась к халдеям с вопросом о грядущей судьбе Нерона, и, когда ей ответили, что он будет властвовать и умертвит мать, она сказала: „Пусть убивает, лишь бы властвовал“» (Тацит).

Да! Агриппина безумно жаждала власти. И, поскольку римляне не допустили бы женщину к трону, она готова была пожертвовать собой, но приблизиться к заветной цели через сына.

Агриппина рано познала вкус власти. Маленькой девочкой она оказалась в триумфальной колеснице - праздновалась победа отца над германцами. Стоя рядом с Германиком, она принимала восторги восхищенной толпы, боготворившей ее непобедимого отца. В последующие годы Агриппина убедилась, что только самая высокая власть может ее уберечь от страданий и унижений, подобных тем, что испытывала она в годы правления Тиберия и Калигулы.

Чем сильнее жизнь била дочь Германика, тем больше она жаждала осуществить свою мечту. Когда Клавдий позволил Агриппине вернуться из ссылки, для нее уже не существовало иных целей, кроме одной, заветной; и властолюбивая женщина шла к ней, беспощадно устраняя все препятствия на пути.

По возвращении в Рим Агриппина вышла замуж за человека весьма достойного - выдающегося оратора, консула 44 года Гая Криспа Пассивна. Всем был хорош Пассиен, но он ни на шаг не приближал Агриппину к желанной власти. И блестящий оратор-острослов был безжалостно отравлен собственной женой. Имущество Гая Криспа перешло к Нерону.

Еще не успел ветер разнести пепел погребального костра Мессалины, еще забывчивый Клавдий продолжал звать к обеду казненную жену, а дочь Германика уже принялась воплощать в жизнь свой коварный план. Родственными (и не очень) поцелуями она утешала дядю, обнимая его одной рукой; второй рукой вела сына в императорскую семью.

Подробности мы находим у Тацита.

Агриппине пришла идея женить Луция на дочери Клавдия - Октавии. Ее не остановило то обстоятельство, что Октавия к этому времени была обручена с Луцием Силаном. Расторжения помолвки не составляло труда добиться «от принцепса, у которого не было других мыслей и другой неприязни, кроме подсказанных и внушенных со стороны».

Расчетливая Агриппина нашла себе могучего союзника и ловкого политика, затаившего обиду на дом Силана. То был Вителлий. Он принялся «возводить обвинения на Силана, сестра которого, красивая и своенравная Юния Кальвина, в недавнем прошлом была невесткой Вителлия». Братскую привязанность Луция Силана к Юнии угодник Агриппины «представляет кровосмесительной связью».

Агриппина Младшая (Мрамор. Начало I в.)

Клавдий «из любви к дочери с тем большей готовностью прислушивается к этим наветам о будущем зяте». Силану объявляют, что брак с Октавией не состоится, его исключают из сенаторского сословия и принуждают сложить с себя преторские полномочия. Безвинно пострадавший юноша, лишившийся по лживому обвинению всего, покончил жизнь самоубийством в день свадьбы Клавдия и Агриппины. Так кровью был отмечен день, когда Агриппина стала императрицей.

Кровавые следы Агриппина будет оставлять весьма часто. Кроме того, что новая императрица безумно желала властвовать, она отличалась исключительной мстительностью. Луцию Силану - не вовремя расставшемуся с жизнью - Агриппина отомстить не могла; отплатила его сестре: красавица Юния Кальвина была изгнана из Италии.

Как мы помним, в числе соперниц в борьбе за ложе Клавдия была Лоллия Паулина. Императрица обвинила ее в обращении к халдеям и магам; якобы с помощью колдовства Лоллия пыталась приворожить Клавдия. Не беда, что колдовство не дало результата: невезучую конкурентку приговаривают к высылке из Италии с конфискацией имущества. Но Агриппине и этого мало - «к Лоллии отправляют трибуна, дабы он принудил ее к самоубийству».

Агриппина очень строго следила за моральным обликом мужа: чтобы вызвать бешенство императрицы, достаточно было женщине с миловидной внешностью появиться около Клавдия. «Было подстроено осуждение и женщине знатного рода Кальпурнии, красоту которой похвалил принцепс, сделав это безо всякого любострастного чувства и в случайной беседе, что несколько сдержало гнев Агриппины, и она не дошла до крайних пределов мщения».

Сестра первого мужа Агриппины - Лепида - вызвала недовольство императрицы заботой о Нероне. «Лепида завлекала его юношескую душу ласками и щедротами, тогда как Агриппина, напротив, была с ним неизменно сурова и непреклонна: она желала доставить сыну верховную власть, но терпеть его властвование она не могла».

«Обвинили Лепиду в том, что посредством колдовских чар она пыталась извести жену принцепса и что, содержа в Калабрии толпы буйных рабов, нарушала мир и покой Италии». По этому наспех придуманному обвинению тетку Нерона осудили на смерть.

Агриппина совершенно открыто уничтожала тех, кто был ей не по нраву. Императрице все прощали, потому что она была дочерью боготворимого Римом Германика. Увы! Нередко бывает, что природа, отдав все благородному гению, отдыхает на детях или, того хуже, порождает чудовищ. Римляне не постигли эту истину, они продолжали поклоняться дочери Германика и его внуку.

Брак Клавдия с Агриппиной, по утверждению Тацита, «явился причиной решительных перемен в государстве: всем стала заправлять женщина, которая вершила делами Римской державы отнюдь не побуждаемая разнузданным своеволием, как Мессалина; она держала узду крепко натянутой, как если бы та находилась в мужской руке. На людях она выказывала суровость и еще чаще - высокомерие; в домашней жизни не допускала ни малейших отклонений от строгого семейного уклада, если это не способствовало укреплению ее власти. Непомерную жадность к золоту она объясняла желанием скопить средства для нужд государства».

Наслаждаясь властью, Агриппина не забывала и о будущем. Клавдий уже далеко не молод, и после его смерти самое большое в мире наследство - Римская империя - должно перейти к Британику. Естественно, Агриппина не могла допустить подобного.

На помощь опять пришел Паллант - ее преданный любовник, устроивший небывалую для Рима свадьбу племянницы и дяди. Тацит пишет: «Паллант всячески увещевал Клавдия подумать о благе Римского государства, о том, чтобы было кому поддержать Британика, пока он еще в отроческом возрасте. Ведь и при божественном Августе, невзирая на то, что он располагал опорою в лице внуков, были в силе и пасынки; да и Тиберий, имея родного сына, принял Германика в лоно своего семейства; так пусть же и он, Клавдий, приблизит к себе юношу, готового взять на себя часть лежащих на нем забот. Убежденный этими доводами, Клавдий предпочел собственному сыну Домиция, который был тремя годами старше Британика…»

Таким образом, в 50 году Клавдий усыновил Луция Домиция; согласно этому акту сын Агриппины получил имя Нерон. Одновременно Агриппина была возвеличена титулом Августы. Следующим шагом стала женитьба Нерона на дочери Клавдия - Октавии (в 53 году).

Коварная женщина заставила Клавдия отблагодарить ее любовника за оказанные услуги. Награда вольноотпущеннику была огромной - спустя 50 лет это сильно возмутило римского писателя Плиния Младшего. Вот цитата из его письма другу:

«Ты будешь смеяться, затем негодовать, затем опять смеяться, прочтя слова, которым ты не сможешь поверить, не прочтя их. Есть на тибуртинской дороге на первой миле… памятник Палланта с такой надписью: „Ему сенат за верность и преданность по отношению к патронам постановил дать преторские украшения и пятнадцать миллионов сестерций, каковой честью был он доволен“.

…эта надпись особенно напомнила мне о том, как комичны и нелепы почести, бросавшиеся иногда этому грязному подлецу, которые этот висельник осмеливался и принимать, и отвергать, и даже выставлять себя потомкам как образец воздержанности.

Какое счастье, что моя жизнь не пришлась на то время, за которое мне стыдно так, словно я жил тогда».

У Агриппины вызвали опасение возглавлявшие преторианские когорты Лузий Гета и Руфрий Крисп, «которые, по ее убеждению, были преданы памяти Мессалины и питали привязанность к ее детям». От Тацита мы знаем: она сместила этих преданных Клавдию людей привычным, проверенным способом. Агриппина «внушает мужу, что, домогаясь расположения воинов, они разлагают когорты, тогда как при единоначалии в тех же когортах установится более строгая дисциплина. Так она добилась передачи когорт в подчинение Афранию Бурру, выдающемуся военачальнику, о котором шла добрая слава, но которому, однако, было известно, кому он обязан своим назначением». Как порядочный человек, Бурр был готов выполнить любой приказ императрицы.

Пользуясь положением Августы, Агриппина выискивала себе мыслимые и немыслимые почести. Римские легионы, обращавшиеся однажды к императору с выражением благодарности и хвалы, вынуждены были воздать их и Агриппине, которая находилась за соседней трибуной. «Пребывание женщины перед строем римского войска было, конечно, новшеством и не отвечало обычаям древних, - замечает Тацит, - но сама Агриппина не упускала возможности показать, что она правит вместе с супругом, разделяя с ним добытую ее предками власть».

«Агриппина стремилась придать себе как можно больше величия: она поднялась на Капитолий в двуколке, и эта почесть, издавна воздававшаяся только жрецам и святыням, также усиливала почитание женщины, которая - единственный доныне пример - была дочерью императора, сестрой, супругою и матерью принцепсов» (Тацит).

Не всем пришлись по нраву нововведения Агриппины, ее выходки, бесцеремонность в устранении неугодных людей, вина которых была весьма сомнительна. Периодически возникавшая оппозиция мешала Агриппине в полной мере наслаждаться прелестями самого высокого положения, которого только может достичь в Риме женщина.

Неожиданно один из сенаторов в суде предъявил обвинение «главнейшей опоре» императрицы - Вителлию. Тацит пишет: «Доносчик обвинял его в оскорблении величия и намерении захватить власть, и Клавдий с готовностью поверил бы этому, если бы Агриппина скорее угрозами, нежели просьбами, не переломила его и не вынудила лишить обвинителя воды и огня: таково было желание самого Вителлия».

Когда Агриппина решила устранить Лепиду - тетку собственного сына Нерона, вдруг Нарцисс принялся противодействовать казни несчастной. Всемогущий временщик, когда-то уничтоживший Мессалину и пользовавшийся огромной властью для неблаговидных дел, теперь решил искупить вину перед Клавдием и своей совестью. Самое интересное, что Нарцисс ничего не мог приобрести, и терять ему было нечего: императрица забрала бразды правления в свои руки; в случае же, если Британик станет принцепсом, - он отомстит бывшему рабу за смерть матери. Борьба закончилась неудачно для Нарцисса; он занемог и отправился «для восстановления сил мягкой погодой и целебными водами в Синуессу».

Ранивший исцелит!

А собираясь облечь его, еще безусого подростка, в тогу совершеннолетнего - рост его уже позволял это, - он произнес:

Пусть, наконец, у римского народа будет настоящий Цезарь!

Вскоре затем он составил и завещание, скрепив его печатями всех должностных лиц. Он пошел бы и дальше, но встревоженная этим Агриппина, которую уже не только собственная совесть, но и многочисленные доносчики обличали в немалых преступлениях, опередила его».

Клавдия отравили ядом, подмешанным в его любимое лакомство - белые грибы. «Большинство сообщает, что тотчас после отравления у него отнялся язык и он, промучившись целую ночь, умер на рассвете» (Светоний).

Вряд ли соответствуют действительности сведения, что на Клавдия яд не подействовал должным образом и приходилось разными способами увеличивать дозу. Ведь для изготовления снадобья Агриппина разыскала «понаторевшую в этих делах искусницу по имени Локуста, недавно осужденную за отравления, которую еще ранее долгое время использовали как орудие самовластия» (Тацит). Любая накладка в таком деле стоила бы Локусте жизни, а она продолжала заниматься своим промыслом; императорский дом и после смерти Клавдия пользовался ее услугами.

Смерть Клавдия скрывали, «пока не обеспечили все для его преемника. Приносили обеты о его здоровье, словно он был болен, приводили во дворец комедиантов, словно он желал развлечься» (Светоний).

Новоявленная вдова позаботилась, чтобы никто и ничто не омрачили выход на историческую сцену нового императора. Тацит уточняет: «Как бы убитая горем и ищущая утешения, Агриппина сразу же после кончины Клавдия припала к Британику и заключила его в объятия; называя его точным подобием отца, она всевозможными ухищрениями не выпускала его из покоя, в котором они находились. Задержала она при себе и его сестер Антонию и Октавию…»

Наконец Анней Сенека написал для Нерона необходимые речи и заставил их выучить. «И вот в полдень, в третий день до октябрьских ид» (54 год) широко распахиваются двери дворца, и к когорте, его охранявшей, выходит Нерон в сопровождении Афрания Бурра. «Встреченного по указанию префекта приветственными кликами, его поднимают на носилках. Говорят, что некоторые воины заколебались: озираясь по сторонам, они спрашивали, где же Британик; но так как никто не призвал их к возмущению, им только и оставалось покориться. Принесенный в преторианский лагерь Нерон, произнеся подобавшую обстоятельствам речь и пообещав воинам столь же щедрые, как его отец, денежные подарки, провозглашается императором» (Тацит).

Завещание Клавдия, разумеется, уничтожили.

Возможностей у Агриппины стало больше, и об этом мы по-прежнему читаем у Тацита.

«Первым, кто при новом принципате, но без ведома Нерона, пал жертвой коварства Агриппины, был проконсул провинции Азия Юний Силан». Императрица уничтожила брата проконсула - Луция Силана - и теперь обезопасила себя от возможного возмездия. Была и другая причина: Силан также являлся праправнуком божественного Августа; убивать всех, кто причастен к первому римскому принцепсу, стало привычкой жестокой династии. Юния Силана отравили «среди пира, и притом так открыто, что это ни для кого не осталось тайною». Агриппина сделала ставку на страх, впрочем, как и всякий правитель, оказавшийся у власти не совсем законным путем.

Следующим стал Нарцисс. Приложивший немало усилий, чтобы уничтожить непредсказуемую Мессалину, он невольно расчистил путь для собственного убийцы. Его бросили в темницу, где «жестоким обращением и лишениями довели до смерти».

«И убийства подобного рода пошли бы одно за другим, - пишет Тацит, - если бы этому не воспрепятствовали Афраний Бурр и Анней Сенека… И тот и другой боролись лишь с необузданным высокомерием Агриппины, одержимой всеми страстями жестокого властолюбия и поддерживаемой Паллантом». Первые пять лет правления Нерона отличались мягкостью и даже мудростью; в этом большая заслуга Сенеки, который был воспитателя императора. Властолюбие Агриппины пытались ублажать всевозможными почестями. «Сенат постановил дать ей двоих ликторов и назначил ее жрицей Клавдия, одновременно определив ему цензорские похороны и вслед за тем обожествление» (Тацит). Так убийца бога стала его жрицей.

Но Агриппина, сжигаемая своим главным пороком, постоянно переходила рамки дозволенного. Однажды Нерон принимал армянских послов. Мать бесцеремонно вошла в комнату и направилась к трону, занимать который имел право только принцепс. Спас положение Сенека. «Когда все оцепенели… он предложил принцепсу пойти навстречу подходившей к возвышению матери. Так под видом сыновней почтительности удалось избегнуть бесчестья».

Нерон взрослел и не только не нуждался в опеке матери, но и тяготился ею. Понимала и Агриппина, что теряет влияние на сына. Она пыталась вернуть его самыми безумными способами. «Подстрекаемая неистовой жаждой во что бы то ни стало удержать за собой могущество, Агриппина дошла до того, что в разгар дня, и чаще всего в те часы, когда Нерон бывал разгорячен вином и обильной трапезой, представала перед ним разряженною и готовой к кровосмесительной связи: ее страстные поцелуи и предвещавшие преступное сожительство ласки стали подмечать приближенные», - сообщает Тацит.

Нерон (Мрамор. 50-е гг.)

О связи матери и сына, более близкой, чем полагалось родством, говорит и Светоний: «уверяют даже, будто разъезжая в носилках вместе с матерью, он предавался с нею кровосмесительной похоти, о чем свидетельствовали пятна на одежде».

Сенека противопоставил оружию Агриппины свое, более мощное - то была юная вольноотпущенница Акте. Бывшая рабыня «роскошью пиршеств и полными соблазна тайными встречами успела окончательно пленить принцепса». Конечно, Нерон потерял всякий интерес к немолодому телу матери.

Связь императора тщательно скрывалась, но разве можно подобное утаить от Агриппины? Умная женщина умело спрятала свои истинные чувства и предприняла шаги, неожиданные даже для Нерона. По свидетельству Тацита, она «стала окружать его лаской, предлагать ему воспользоваться ее спальным покоем и содействием, с тем чтобы сохранить в тайне те наслаждения, которых он добивался со всей неудержимостью первой молодости и к тому же наделенный верховной властью. Больше того, она признавалась, что была к нему излишне суровой, и предоставляла в его полное распоряжение свое состояние, лишь немногим уступавшее императорскому, и если ранее не знала меры в обуздании сына, то теперь была столь же неумеренно снисходительной».

Идя на такие жертвы, Агриппина надеялась на взаимность - естественно, не на физическую близость, ибо ее многочисленные связи с мужчинами были лишь ступеньками на пути к заветной цели, и не более того.

Увы, мать не дождалась от сына столь же широкого жеста. Нерон отобрал платья и драгоценности, «которыми блистали жены и матери принцепсов», и послал их матери. Щедрость сына, от которой пришла бы в восторг любая женщина, очень разочаровала Агриппину. Она заявляет, что (по Тациту) «этим подарком сын не только не преумножил ее нарядов и украшений, но напротив, отнял у нее все остальное, ибо выделил ей лишь долю того, чем владеет и что добыто ее стараниями».

Были и другие последствия попытки Агриппины договориться полюбовно. Нерон понял, откуда у матери состояние, сопоставимое с императорской казной, и властной рукой закрыл источник его пополнения. Он «отстранил от заведования финансовыми делами Палланта, который, будучи приставлен к ним Клавдием, распоряжался ими как полноправный хозяин». Любовник матери и - по совместительству - главный финансист империи покинул дворец «в сопровождении целой толпы приближенных».

Удар был настолько силен, что Агриппина при встрече с сыном от возмущения потеряла рассудок. Всю жизнь она с изощренной жестокостью расчищала путь к трону, и… Агриппина не могла поверить: дорогу ей преградил собственный сын. Через интриги и кровь, рискуя жизнью и позабыв о чести, Агриппина виртуозно доставила сыну высшую власть, а он пожелал один править Римом, отстранив мать от этого хлопотного занятия.

В порыве бешенства дочь Германика произнесла самую страшную угрозу. Она заявила принцепсу, что «Британик уже подрос, что он кровный сын Клавдия и достоин того, чтобы унаследовать отцовскую власть, которою пользуется, чтобы обижать мать, усыновленный отпрыск чужого рода. Она не возражает против того, чтобы люди узнали правду обо всех бедствиях несчастной семьи и, прежде всего, - о ее кровосмесительном браке и об отравлении ею Клавдия. Но попечением богов и ее предусмотрительностью жив и невредим ее пасынок. Она отправится вместе с ним в преторианский лагерь, и пусть там выслушают, с одной стороны, дочь Германика, а с другой - калеку Бурра и изгнанника Сенеку, которые тщатся увечной рукой и риторским языком управлять родом людским. Она простирала руки, понося Нерона и выдвигая против него одно обвинение за другим, взывала к обожествленному Клавдию, к пребывавшим в подземном царстве теням Силанов, вспоминала о стольких напрасно свершенных ею злодеяниях». Вот так Тацит описывает реакцию Агриппины. Напоминание о Британике не было пустым звуком. Слишком хорошо Нерон знал собственную мать, ее неуемную жажду власти. Агриппина готова была править, прикрываясь именем любого мужчины: для нее не имело большого значения, будет это сын или пасынок.

Задуматься над судьбой подраставшего Британика заставил Нерона и недавний случай.

Тацит рассказывает:

«В дни праздника Сатурналий среди прочих забав со сверстниками они затеяли игру, участники которой тянули жребий, кому из них быть царем, и он выпал Нерону. Всем прочим Цезарь отдал различные приказания, которые можно было легко и безо всякого стеснения выполнить; но когда он повелел Британику подняться со своего места и, выйдя на середину, затянуть по своему выбору песню, рассчитывая, что мальчик, не привыкший даже к трезвому обществу, не говоря уже о хмельном сборище, смешается и будет всеми поднят на смех, - тот твердым голосом начал песнь, полную иносказательных жалоб на то, что его лишили родительского наследия и верховной власти. Эти сетования Британика возбудили к нему сочувствие… И Нерон, поняв, что к нему относятся неприязненно, еще сильнее возненавидел Британика».

Попыткой испугать Нерона Агриппина подписала окончательный приговор несчастному сыну Клавдия. Свое первое убийство Нерон совершил без малейших угрызений совести и колебаний. Сенека, долгие годы учивший его добродетели, лишь на время усыпил страшные гены, доставшиеся Нерону от родителей. Император тотчас же вызвал небезызвестную Локусту и потребовал самого сильного яда.

Юношу отравили во время обеда, в присутствии самых близких родственников. Все кушанья и напитки Британика перед употреблением проверял специальный раб, но Нерон обошел и эту помеху.

Послушаем Тацита.

«Еще безвредное, но недостаточно остуженное и уже отведанное рабом питье передается Британику; отвергнутое им как чрезмерно горячее, оно разбавляется холодной водой с разведенным в ней ядом, который мгновенно проник во все его члены, так что у него разом пресеклись голос и дыхание. Сидевших вокруг него охватывает страх, и те, кто ни о чем не догадывался, в смятении разбегаются, тогда как более проницательные замирают, словно пригвожденные каждый на своем месте, и вперяют взоры в Нерона. А он, не изменив положения тела, все так же полулежа… говорит, что это дело обычное, так как Британик с раннего детства подвержен падучей… Но в чертах Агриппины мелькнули такой испуг и такое душевное потрясение, несмотря на ее старание справиться с ними, что было очевидно, что для нее, как и для сестры Британика Октавии, случившееся было полной неожиданностью; ведь Агриппина отчетливо понимала, что лишается последней опоры, и что это братоубийство - прообраз ожидающей ее участи.

Одна и та же ночь видела умерщвление и погребальный костер Британика, ибо все необходимое для его скромно обставленных похорон было предусмотрено и припасено заранее».

«Локуста же за сделанное дело получила и безнаказанность, и богатые поместья, и даже учеников», - уточняет Светоний. Ученики отравительнице будут весьма кстати: механизм убийств, запущенный в сознании Нерона, требовал все новых и новых жертв - и, естественно, ядов для них.

Война между матерью и сыном не закончилась со смертью Британика. Агриппина поняла после этого случая, что сын вырос и стал точным подобием матери. Она начала бояться Нерона, но гнев и обида были сильнее страха. Дочь Германика, как показывает Тацит, действовала по многим направлениям: «она расточала заботу и ласку Октавии, часто устраивала тайные совещания со своими друзьями и с жадностью, превосходившей ее врожденную страсть к стяжательству, где только могла, добывала деньги; она обходительно принимала трибунов и центурионов, окружала почетом уцелевших представителей старой знати, превознося их славные имена и доблесть, как если бы приискивала вождя и привлекала приверженцев».

Ответные удары Нерона оказывались неизменно сильнее: он отнял у матери германцев, приставленных к ней в качестве телохранителей, а затем и вовсе удалил ее из императорского дворца.

Находившуюся в опале Агриппину никто не посещал, «кроме нескольких женщин, побуждаемых к этому, может быть, любовью, а может быть, и ненавистью». Одна из них, Юния Силана, донесла Нерону, что мать скорбит о смерти Британика и замышляет государственный переворот. Нерон, разгоряченный вином, хотел немедленно умертвить мать. «Цезаря удалось удержать от этого шага не раньше, чем Бурр дал ему обещание, что, если подтвердится ее виновность, он распорядится предать ее смерти; но всякому, а тем более матери, должна быть дана возможность представить свои оправдания».

Матери и сыну стало тесно на одной планете, они не могли существовать вместе, ибо нуждались в одной вещи, которую делить друг с другом не желали. «Нерон стал избегать встреч с нею наедине» и радовался, когда мать «отправлялась в загородные сады Тускула или Анция». В конце концов, Агриппина стала его тяготить, «где бы она ни находилась».

Принять окончательное решение помогла новая любовница Нерона - Поппея Сабина. Женщина эта была прежде всего удивительна тем, что прекрасно чувствовала себя в жестоком, продажном, полном интриг мире. Хотя чему удивляться: она была ярким порождением эпохи. В том числе и поэтому знаменитая куртизанка заслуживает, чтобы о ней было сказано несколько слов.

«У этой женщины было все, кроме честной души, - пишет Тацит. - Мать ее, почитавшаяся первой красавицей своего времени, передала ей вместе со знатностью и красоту; она располагала средствами, соответствовавшими достоинству ее рода; речь ее была любезной и обходительной, и вообще она не была обойдена природной одаренностью. Под личиной скромности она предавалась разврату. В общественных местах показывалась редко и всегда с полуприкрытым лицом - то ли чтобы не насыщать взоров, то ли, может быть, потому, что это к ней шло. Никогда не щадила она своего доброго имени, одинаково не считаясь ни со своими мужьями, ни со своими любовниками; никогда не подчинялась она ни своему, ни чужому чувству, но где предвиделась выгода, туда и несла свое любострастие».

Отон - муж Поппеи и близкий друг Нерона - в беседах часто восторгался красотой и прочими прелестями собственной жены. На свою беду он возбудил интерес принцепса к Поппее и очень скоро стал лишним в Риме; его назначили наместником Лузитании.

Поппея Сабина - это не безропотная Акте или Агриппина, стремившаяся при случае запрыгнуть в носилки Нерона. Она играла с императором, всегда привыкшим получать желаемое, как кошечка со львом. Она открыто издевалась над влюбленным принцепсом и при этом зорко следила, чтобы он не вышел из-под ее власти.

Описание опасной игры Поппеи Сабины есть у Тацита.

«Поппея пускает в ход лесть и свои чары и, притворившись, будто покорена красотою Нерона и не в силах противиться нахлынувшей на нее страсти, сразу увлекает его; затем, когда любовь захватила его, она стала держать себя с ним надменно и властно и, если он оставлял ее у себя свыше одной или двух ночей, заявляла ему, что она замужняя женщина и не желает расторгнуть брак, плененная образом жизни Отона, с которым никто не может сравниться: у него возвышенная душа и неподражаемое умение держаться с достоинством; в нем она видит все качества прирожденного властителя; а Нерон, опутанный наложницею-рабыней и привычкою к Акте, из этого сожительства по образу и подобию презренных рабов не извлек ничего, кроме грязи и низости».

Страсть Нерона к Поппее «день ото дня становилась все пламенней, а она, не надеясь при жизни Агриппины добиться его развода с Октавией и бракосочетания с нею самой, постоянно преследовала его упреками, а порой и насмешками, называя обездоленным сиротой, покорным чужим велениям и лишенным не только власти, но и свободы действий». Поппея угрожала вернуться к Отону, если Нерон не способен избавиться от влияния матери и доставить ей брачный венец. «Таким и подобным этим речам, подкрепляемым слезами и притворством любовницы, никто не препятствовал, ибо всем хотелось, чтобы могущество Агриппины было подорвано, но никто вместе с тем не предвидел, что ненависть доведет сына до умерщвления матери».

Убивали Агриппину долго. Три раза Нерон пытался ее отравить, «пока не понял, что она заранее принимает противоядие» (это свидетельство Светония).

Найти другой способ убийства матери принцепса оказалось делом нелегким: Нерон хотел, чтобы смерть ее выглядела естественной и не возбудила никаких подозрений.

Тацит пишет:

«Наконец вольноотпущенник Аникет, префект мизенского флота и воспитатель Нерона в годы его отрочества, ненавидевший Агриппину и ненавидимый ею, изложил придуманный им хитроумный замысел. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину».

Нерон не только одобрил план, но и принял живейшее участие в его реализации. В марте 59 года он пригласил мать в Байи, где проходили празднества в честь богини Минервы. Предварительно Нерон пустил слух о своем желании примириться с матерью; в послании к ней раскаявшийся сын писал, что «следует терпеливо сносить гнев родителей и подавлять в себе раздражение». Верила или не верила Агриппина, но от предложения принцепса отказаться не могла.

Нерон лично встретил мать на берегу, взял ее за руку, обнял и отвел на свою приморскую виллу… Перед отъездом он пригласил мать на ужин. Ласковость сына, его предупредительность рассеяли страхи Агриппины, но более всего подкупило то, что принцепс поместил мать за столом выше себя. Это Агриппина восприняла не просто как знак внимания; и властолюбивая женщина согласилась подняться на блистающий нарядным убранством корабль, который предложил заботливый сын.

Провожая мать, Нерон «долго, не отрываясь, смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли чтобы сохранить до конца притворство или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была».

«Но боги, словно для того, чтобы злодеяние стало явным, послали звездную ночь с безмятежно спокойным морем, - сообщает подробности покушения Тацит. - Корабль не успел далеко отойти; вместе с Агриппиною на нем находились только двое из ее приближенных - Креперей Галл, стоявший невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе и с радостным возбуждением говорившая о раскаянии ее сына и о том, что она вновь обрела былое влияние, как вдруг по данному знаку обрушивается отягченная свинцом кровля каюты, которую они занимали. Креперей был ею задавлен и тут же испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшей кровли. Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем на нем всеобщем смятении очень многие непосвященные в тайный замысел помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение.

Тогда гребцам отдается приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимого для совместных действий единодушия, и некоторые старались наклонить его в противоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а соскользнули в него. Но Ацерронию, по неразумию кричавшую, что она Агриппина, и призывавшую помочь матери принцепса, забивают насмерть баграми, веслами и другими попавшими под руку корабельными принадлежностями, тогда как Агриппина, сохранявшая молчание и по этой причине неузнанная (впрочем, и она получила рану в плечо), сначала вплавь, потом на одной из встречных рыбачьих лодок добралась до Лукринского озера и была доставлена на свою виллу».

Агриппина, конечно, поняла, по чьей воле «у самого берега не гонимый ветром и не наскочивший на скалы корабль стал разрушаться сверху, словно наземное сооружение». Мужественная и умная дочь Германика решила, что единственное средство избежать нового покушения или, по крайней мере, отсрочить его - это сделать вид, что она ни о чем не догадывается.

Агриппина посылает к Нерону вольноотпущенника Агерина с известием, что судно потерпело кораблекрушение, но «по милости богов и хранимая его счастьем она спаслась от почти неминуемой гибели».

Принцепс находился в большем смятении, чем спасшаяся чудом Агриппина: он-то ожидал вести о смерти матери. Нерон не сомневался, что мать знает имя виновника своих несчастий. «Помертвев от страха, он восклицает, что охваченная жаждою мщения, вооружив ли рабов, возбудив ли против него воинов или воззвав к сенату и народу, она вот-вот прибудет, чтобы вменить ему в вину кораблекрушение, свою рану и убийство друзей: что же тогда поможет ему, если чего-нибудь не придумают Бурр и Сенека».

Да! Нерон обращается к честнейшему главе преторианцев, которого назначила на эту должность Агриппина; обращается к философу-учителю, который мечтал, что его воспитанник будет самым справедливым и гуманным монархом; обращается с просьбой помочь ему стать матереубийцей.

И благородный воин, и гуманист-философ сходятся во мнении, что дело зашло слишком далеко, и, «если не упредить Агриппину, ничто не убережет Нерона от гибели. Наконец Сенека, набравшись решимости, взглянул на Бурра и обратился к нему с вопросом, можно ли отдать приказ воинам умертвить Агриппину. Тот ответил, что преторианцы связаны присягою верности всему дому Цезарей и, помня Германика, не осмелятся поднять руку на его дочь: пусть Аникет выполняет обещанное».

Так морякам поручили исправлять недоделки в работе. Попутно решают обвинить Агерина, посланца Агриппины, в попытке покушения на принцепса; ему подбрасывают под ноги меч, а затем приказывают заключить его в оковы.

«Между тем распространяется весть о несчастном случае с Агриппиной, и всякий, услышав об этом, бежит на берег, - рассказывает Тацит о последнем акте трагедии Агриппины. - Одни подымаются на откосы береговых дамб, другие вскакивают в ближайшие лодки; иные, насколько позволял рост, входят в воду, некоторые протягивают вперед руки; сетованиями, молитвенными возгласами, растерянными вопросами и сбивчивыми ответами оглашается все побережье; стеклась несметная толпа с факелами, и когда стало известно, что Агриппина жива, собравшиеся вознамерились пой-ти к ней с поздравлениями, но при виде появившегося и пригрозившего им воинского отряда рассеялись.

Аникет, расставив вокруг виллы вооруженную стражу, взламывает ворота и, расталкивая встречных рабов, подходит к дверям занимаемого Агриппиною покоя; возле него стояло несколько человек, остальных прогнал страх перед ворвавшимися. Покой был слабо освещен - Агриппину, при которой находилась только одна рабыня, все больше и больше охватывает тревога: никто не приходит от сына, не возвращается и Агерин: будь дело благополучно, все шло бы иначе; а теперь - пустынность и тишина, внезапные шумы - предвестия самого худшего.

Когда и рабыня направилась к выходу, Агриппина промолвив: «И ты меня покидаешь», - оглядывается и, увидев Аникета с сопровождавшими его триерархом Геркулеем и флотским центурионом Обаритом, говорит ему, что если он пришел проведать ее, то пусть передаст, что она поправилась; если совершить злодеяние, то она не верит, что такова воля сына: он не отдавал приказа об умерщвлении матери. Убийцы обступают тем временем ее ложе; первым ударил ее палкой по голове триерарх. И когда центурион стал обнажать меч, чтобы ее умертвить, она, подставив ему живот, воскликнула: «Поражай чрево!» - и тот прикончил ее, нанеся ей множество ран.

Ее тело сожгли той же ночью с выполнением убогих погребальных обрядов; и пока Нерон сохранял верховную власть, над ее останками не был насыпан могильный холм, и место погребения оставалось неогражденным. В дальнейшем попечением ее домочадцев ей была сооружена скромная гробница близ Мизенской дороги и виллы диктатора Цезаря…»

«Но лишь по свершении этого злодеяния Цезарь постиг всю его непомерность, - уверяет нас Тацит. - Неподвижный и погруженный в молчание, а чаще мечущийся от страха и наполовину безумный, он провел остаток ночи, ожидая, что рассвет принесет ему гибель».

То были не муки совести, но страх наказания за одно из самых тяжких в Риме преступлений - матереубийство. Однако наступившее утро не принесло Нерону ничего ужасного. Наоборот, явившиеся к нему по наущению Бурра центурионы и трибуны, поздравляли принцепса «с избавлением от неожиданной опасности, с раскрытием преступного умысла матери». Оказывается, за ночь Сенека придумал историю, объясняющую смерть Агриппины, и даже написал для Нерона речь по этому поводу. Согласно фантазиям философа, Агриппина пыталась убить сына и подослала вольноотпущенника Агерина; тот был застигнут с мечом в руке при попытке совершить убийство. Агерин во всем признался, и Агриппина, «якобы осужденная собственной совестью за покушение на злодеяние… сама себя предала смерти».

По сообщению Светония, Нерон «не раз признавался, что его преследует образ матери и бичующие Фурии с горящими факелами». Угрызения совести? Нет, скорее всего, сумасшествие - чем и будут годы правления Нерона после гибели матери. Тацит сообщает: «Он торжественно поднялся на Капитолий, возблагодарил богов и вслед за тем безудержно предался всем заложенным в нем страстям, которые до этой поры если не подавляло, то до известной степени сдерживало уважение к матери, каково бы оно ни было».

В 62 году поменялось окружение Нерона. Не стало Афрания Бурра: неясно - умер он сам либо был отравлен. Поскольку император больше не намеревался править по законам совести и общественной пользы, отпала всякая нужда и в Сенеке. Сначала философа изгоняют из Палатинского дворца, а затем воспитанник посылает учителю повеление расстаться с жизнью.

Вместо Бурра преторианские когорты возглавил Софоний Тигеллин, «привлекший Нерона своим общеизвестным распутством». Он и стал помощником принцепса во многих преступлениях, где требовались особый цинизм и равнодушие к человеческим страданиям.

Одно из преступлений поражает своим кощунством и кажется ужаснее матереубийства, потому что совершено против невинного человека, долгие годы терпевшего издевательства Нерона. Речь идет о жене принцепса - Октавии, которая после смерти Агриппины стала последним препятствием для властолюбивой Поппеи Сабины.

Нерон, «увидев, что все его преступления принимаются как выдающиеся деяния… изгоняет Октавию, объявив, что она бесплодна, и тотчас же сочетается браком с Поппеей». Новой жене мало удалить Октавию - она желает ее уничтожить.

Поппея принуждает одного из слуг Октавии, как пишет Тацит, «обвинить ее в прелюбодейной связи с рабом. И измышляется, что с нею сожительствовал раб по имени Эвкер, родом александриец, искусный флейтист. По этому делу подвергались допросам рабыни, и некоторые из них были настолько истерзаны пыткой, что подтвердили подлый навет; большинство, однако, отстаивало безупречность целомудрия своей госпожи, и одна из них заявила требовавшему от нее лживого показания Тигеллину, что женские органы Октавии чище, чем его рот.

И все-таки Октавию под предлогом развода сначала удаляют из императорского дворца, отдав ей во владение дом Бурра, поместья Плавта - дары, не сулившие ничего хорошего, - а затем высылают в Кампанию, где держат под стражей. Ее судьба вызывает частые и откровенные сетования в народе, который менее осторожен и которому по причине ничтожества его положения угрожает меньше опасностей».

Среди римлян распространился слух, что Нерон раскаялся в своем поступке и снова признал Октавию своей супругой. Возник стихийный бунт, доставивший немало неприятных минут Нерону и Поппее.

«И вот ликующие римляне поднимаются на Капитолий и наконец снова обращают к богам благодарственные молитвы, - повествует Тацит. - Повергнув статуи Поппеи, они приносят на плечах изображения Октавии, осыпают их цветами, устанавливают на форуме и в храмах. Затем толпа направляется воздать хвалу принцепсу». Так как Нерон не собирался возвращать Октавию, то послал на толпы римлян преторианцев с плетями и оружием.

Народ разогнали, статуи Поппеи вернули на прежние места, но спокойствие в сердце Поппеи вернуть не могли. «Она, всегда неистовая в гневе, а на этот раз и объятая страхом, как бы толпа не предалась еще большим бесчинствам, и народные волнения не произвели перемены в Нероне, припадает к его коленям» и просит ее защитить. На языке коварной куртизанки «защитить» - значит убить Октавию.

Одно дело развестись с женой, совсем другое - убить дочь императора Клавдия. Здесь повод должен быть более значительный, чем придуманное наспех прелюбодеяние с рабом. Опять на помощь пришел убийца Агриппины - Аникет, стоявший во главе Мизенского флота. Теперь несчастную Октавию обвиняют в прелюбодеянии и попытке государственного переворота: она, «дабы располагать флотом, соблазнила его префекта».

Октавию заключают на острове Пандатерии - своеобразной тюрьме для женщин из самого высшего римского общества.

Послушаем рассказ Тацита.

«Ни одна изгнанница не вызывала большего сострадания у тех, которые еще помнили, как Тиберием была сослана Агриппина, еще свежее в памяти была судьба Юлии, сосланной Клавдием. Но и та и другая подверглись изгнанию, достигнув зрелого возраста: они обе испытали радости жизни, и безотрадное настоящее облегчалось для них воспоминанием о былой, лучшей, доле. А для Октавии день свадьбы сразу же стал как бы днем ее похорон: она вступила в супружество, не принесшее ей ничего, кроме скорби: посредством яда у нее был отнят отец, а вскоре после того и брат; затем над госпожою взяла верх рабыня; потом Нерон, вступив в брак с Поппеей, тем самым обрек свою прежнюю жену гибели, и, наконец, - последнее обвинение, которое тягостней самой гибели.

Так в окружении центурионов и воинов томилась еще не достигшая двадцатилетнего возраста молодая женщина, уже, как предвещали ее несчастья, исторгнутая из жизни, но еще не нашедшая даруемого смертью успокоения. Прошло немного дней, и ей объявляют, что она должна умереть… Ее связывают и вскрывают ей вены на руках и ногах; но так как стесненная страхом кровь вытекала из надрезанных мест слишком медленно, смерть ускоряют паром в жарко натопленной бане. К этому злодеянию была добавлена еще более отвратительная свирепость: отрезанную и доставленную в Рим голову Октавии показали Поппее».

Еще одного знакомого нам человека Нерон умертвил ядом в том же 62 году - это был Паллант, бывший главный финансист империи и любовник Агриппины.

Месть за кровь Октавии к Поппее Сабине пришла от собственного мужа Нерона. «На Поппее, - пишет Светоний, - он женился через двенадцать дней после развода с Октавией и любил ее безмерно; но и ее он убил, ударив ногой, больную и беременную, когда слишком поздно вернулся со скачек, а она его встретила упреками».

От Поппеи у Нерона родилась дочь Клавдия Августа, но она умерла еще в младенчестве. Светоний сообщает, что «пасынка своего Руфрия Криспина, сына Поппеи, он велел его рабам во время рыбной ловли утопить в море, так как слышал, что мальчик, играя, называл себя полководцем и императором».

После Поппеи Нерон женился на Статилии Мессалине: «чтобы получить ее в жены, он убил ее мужа Аттика Вестина, когда тот был консулом» (Светоний). Но женами Нерон не ограничивался, свидетельства чему есть у Светония.

«Мало того что жил он и со свободными мальчиками и с замужними женщинами: он изнасиловал даже весталку Рубрию. С вольноотпущенницей Актой он чуть было не вступил в законный брак, подкупив несколько сенаторов консульского звания поклясться, будто она из царского рода. Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и с факелами, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой…

А собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член остался неоскверненным. В довершение он придумал новую потеху: в звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив дикую похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору: за этого Дорифора он вышел замуж, как за него - Спор, крича и вопя, как насилуемая девушка».

Сексуальные фантазии Нерона были детскими шалостями в сравнении с его основным увлечением: больше всего на свете он любил убивать. Безумец уничтожил всех своих родственников, опасаясь соперничества за трон. Светоний сообщает: «Вольноотпущенников, богатых и дряхлых, которые были когда-то помощниками и советниками при его усыновлении и воцарении, он извел отравою, поданной в пище или в питье.

С неменьшей свирепостью расправлялся он и с людьми чужими и посторонними».

Пресытившись одиночными смертями, Нерон придумал коллективное бедствие для Рима, «самое страшное и беспощадное изо всех, какие довелось претерпеть этому городу от неистовства пламени» (Тацит). «Словно ему претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки, он поджег Рим настолько открыто, что многие консуляры ловили у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать» (Светоний).

«Шесть дней и семь ночей, - рассказывает Светоний, - свирепствовало бедствие, а народ искал убежища в каменных памятниках и склепах. Кроме бесчисленных жилых построек, горели дома древних полководцев, еще украшенные вражеской добычей, горели храмы богов, возведенные и освященные в годы царей, а потом - пунических и галльских войн, горело все достойное и памятное, что сохранилось от древних времен. На этот пожар он смотрел с Меценатовой башни, наслаждаясь, по его словам, великолепным пламенем, и в театральном одеянии пел „Крушение Трои“».

Пожар 64 года уничтожил большую часть города. «Из четырнадцати концов, на которые делится Рим, четыре остались нетронутыми, три были разрушены до основания; в прочих семи сохранились лишь ничтожные остатки обвалившихся и полусожженных строений», - констатирует Тацит.

Как и подозревали, пожар был нужен Нерону, чтобы освободить территорию для строительства нового города, который должен был прославить имя императора.

Осуждение звучит в словах Тацита.

«Используя постигшее родину несчастье, Нерон построил себе дворец, вызывавший всеобщее изумление не столько обилием пошедших на его отделку драгоценных камней и золота - в этом не было ничего необычного, так как роскошь ввела их в широкое употребление, - сколько лугами, прудами, разбросанными, словно в сельском уединении, тут лесами, там пустошами, с которых открывались далекие виды, что было выполнено под наблюдением и по планам Севера и Целера, наделенных изобретательностью и смелостью в попытках посредством искусства добиться того, в чем отказала природа, и в расточении казны принцепса».

Грандиозные проекты Нерона требовали много денег, а «между тем денежные поборы опустошили Италию, разорили провинции… Добыча была взята и с богов, ибо храмы в Риме были ограблены и у них отобрали золото, которое во все времена жертвовал им римский народ, празднуя триумфы, и по обету, в дни благоденствия и в страхе перед опасностями» (Тацит). В Греции и Азии из храмов изымались не только дары, но и статуи богов.

Тем временем по империи настойчиво ползут слухи, что именно Нерон приказал сжечь Рим; вот тут испугался принцепс, не имевший страха перед бессмертными богами. Необходимо было срочно найти виновных: ими Нерон объявил людей, поклонявшихся новому богу.

«И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть, и кого толпа называла христианами, - пишет язычник Тацит. - Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев.

Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады… И, хотя на христианах лежала вина и они заслужили самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона».

Гонения на христиан подтверждаются церковным историком Евсевием Кесарийским (около 264 года - 340 год):

«Когда власть Нерона окрепла, он устремился к делам нечестивым и восстал на веру в Бога Вседержителя. Писать о всех мерзостях, на которые он был способен, не наша задача, да и многие оставили очень подробные рассказы о нем; кому любопытно, может ознакомиться с грубостью и безумием этого нелепого человека, безрассудно погубившего тьму людей, не щадившего по своей кровожадности ни родных, ни друзей: он погубил мать, братьев и жену, словно злейших своих врагов, предав их различной смерти. Недоставало ему одного: стать первым императором - гонителем веры в Бога…

Итак, этот первый среди властителей богоборец горделиво поднял руку на апостолов. Рассказывают, что Павел при нем был обезглавлен в самом Риме, а Петр распят…»

Нерон вошел во вкус убийств и не собирался останавливаться на достигнутом. После раскрытия заговора Пизона он «казнил уже без меры и разбора кого угодно и за что угодно». В планах этого чудовища было уничтожение всего сенаторского сословия. И тогда римляне перестали давать себя убивать; они устали от этого монстра, извергающего потоки крови, едва коснувшись взглядом или мыслью живого существа.

В 68 году против Нерона восстали проконсулы Галлии и Испании. Вот когда Нерон испытал настоящий страх! Всемогущий принцепс теперь лихорадочно путался в планах, единственная цель которых - спасти свою жизнь. «Дальнейшие размышления отложил он на следующий день, - пишет Светоний. - Но среди ночи, проснувшись, он увидел, что телохранители покинули его. Вскочив с постели, он послал за друзьями, и ни от кого не получив ответа, сам пошел к их покоям. Все двери были заперты, никто не отвечал; он вернулся в спальню - оттуда разбежались и слуги, унеся даже простыни, похитив и ларчик с ядом. Он бросился искать гладиатора Спикула или любого другого опытного убийцу, чтобы от его руки принять смерть, - но никого не нашел».

Нерон, «ненавидимый всем римским миром, всеми и был покинут, а сенат объявил его врагом отечества. И когда искали его, дабы казнить (а казнь была такова, что должен быть проведен голым перед народом с колодкой на шее, затем засечен насмерть розгами и сброшен со скалы), то бежал он с Палатина в пригород Рима…» - сообщает Евтропий.

Аврелий Виктор описывает конец ничтожной жизни Нерона так:

«Он, всеми оставленный, в сопровождении лишь (рабов и отпущенников) Фаона, Эпафродита, Неофита и скопца Спора, которого он, оскопив, пытался превратить в женщину, среди ночи покинул город и сам заколол себя мечом, однако дрожащую его руку подтолкнул тот же названный выше оскверненный им скопец, так как до этого не нашлось никого, кто согласился бы его заколоть. При этом он воскликнул:

Неужели у меня нет ни друга, ни недруга?! Я позорно жил, умру еще позорнее!

Он погиб на тридцать втором году жизни».

Светоний замечает, что Нерон скончался в тот самый день, в который убили по его приказу Октавию, - 7 июня.

Безумец на троне погубил не только себя, но и всю династию Юлиев - Клавдиев. Столь велики были его преступления, что после него не осталось никаких потомков. Сам же Нерон и уничтожил последних представителей столетнего дома римских императоров, которые скромно себя именовали принцепсами - первыми среди равных.