Выбор читателей
Популярные статьи
Обобщая, можно сказать, что, на наш взгляд, предназначение религии – научить человека видеть Бога всегда и во всем, поскольку неверно мыслить творение без Творца. Духовно зрелый человек даже материальный мир видит в его связи с Богом, он способен ощущать присутствие Бога в сердце каждого живого существа – даже самого грешного, тем более он должен учиться видеть Бога и в других религиях. Религия, неспособная научить своих последователей видеть проявление Бога во всем, в том числе в других духовных традициях, на наш взгляд, не выполняет своего предназначения. Следовательно, изучение других традиций мы считаем неотъемлемой частью духовной культуры, а межрелигиозный диалог – самым эффективным методом такого образования, поскольку он позволяет знакомиться с другими вероучениями «из первых уст».
Определенные различия между религиозными традициями неизбежны – иначе не было бы разных религий. В этом их ценность: люди с разными религиозными потребностями нуждаются в разных формах религиозности, видимо, поэтому Господь и дает различные религиозные системы.
Межрелигиозный диалог и образование имеют и практическое значение – в нашем многоликом обществе необходимо учиться находить действенные формы взаимопонимания и взаимоотношений с разными общественными течениями, тем более с религиозными, поскольку в той или иной степени сфера их деятельности общая и пересечение интересов неизбежно. Иначе говоря, разумный диалог – это просто необходимость, важное условие мирного сосуществования.
Другой практический фактор: обмен опытом миссионерской деятельности между конфессиями, несомненно, может быть полезен для всех, особенно в сферах социальной благотворительности, борьбы с преступностью, наркоманией и другими пороками.
Третий – большинство наших последователей воспитаны в атеистических семьях, они мало знакомы с другими религиозными традициями, и, возможно, их выбор не всегда достаточно сознателен. Поэтому считаем необходимым создать условия для получения систематического, пусть даже и минимального, межрелигиозного образования. Этот пункт включен у нас в учебные программы.
Исходя из классического определения вайшнавской философии, гласящей, что изначальное положение души – быть слугой Верховного Господа (Sri Caitanya-Caritamrta, Madhya 20.108), вайшнав не ограничивается классификацией людей на христиан, индусов, мусульман и т.д., а в конечном счете в каждом видит душу, вечную индивидуальную частицу Бога, призванную служить Ему. Такое мировоззрение позволяет вайшнаву ощущать родство, братскую связь с последователями других монотеистических религий.
Наличие этих концепций, способствующих воспитанию религиозной терпимости и уважения к представителям других конфессий, позволяет говорить о вайшнавизме как о высокой духовной культуре, способной внести свой вклад в развитие мировой религиозной мысли.
Как взаимоотношения между религиями влияют на общество? Иначе говоря, каков социальный резонанс межконфессиональной реальности?
Напомню формулу немецкого богослова, эксперта по диалогу цивилизаций, разработчика «мирового этоса» Ганса Кюнга: «Мира между народами не будет, пока не будет мира между религиями, а мира между религиями не будет, пока не будет диалога между религиями» .
Так есть ли таковой в России? У нас только 20 лет назад произошёл исторический переход от тоталитарного советского общества с идеологией государственного атеизма к демократии, к стремлению создать правовое государство и гражданское общество, с неотъемлемым правом каждого человека на свободу совести. Начался ренессанс всех религиозных школ, которые исторически были на территории СССР, а затем Российской Федерации, появились и новые религиозные течения. Ныне у нас присутствуют, наверно, практически все имеющиеся в мире крупные религиозные традиции с их институтами и новые духовные течения, часто действующие, если так можно выразиться, в «экспериментальном режиме». Очевидна небывалая ранее динамика духовного поиска. Современное российское законодательство в этой сфере соответствует стандартам современной демократии.
Вполне естественно при этом, что плюрализм далеко не всеми воспринимается позитивно. Так, в первую очередь, те конфессии, что присутствовали исторически в некоторых регионах страны, имеют претензию остаться там в качестве эксклюзивного монополиста. И это порождает напряжение, как минимум дискуссии и подчас конфликты. Русская православная церковь Московского патриархата, особенно при новом её главе Патриархе Кирилле, усиливает влияние во внутренней политике, разрабатывая и внедряя в общество теорию «симфонии двух властей» византийского образца, с акцентированием своей государствообразующей роли, с тезисом о том, что именно она является стержнем государства, культуры и национальной идентичности граждан России. Наряду с этим Патриархия усиливает идеологическую и даже социальную (с помощью административного ресурса) борьбу против тех, кого считает «сектантами». Это практически все христиане вне РПЦ МП, особенно представители многочисленных протестантских деноминаций. Католикам, после удаления из Москвы архиепископа Тадеуша Кондрусевича, отведена внутри страны строго ограниченная ниша. А с Ватиканом идёт сближение, ранее небывалое. В регионах страны нередки случаи, когда местные власти при обсуждении вопроса «давать или не давать неправославным общинам места для строительства зданий», обращаются к местным православным архиереям. В целом можно сказать, что стремительное сближение части администраций с РПЦ МП за последние 5-7 лет вызывает усиливающуюся критику со стороны как неправославных конфессий, так и правозащитников, отмечающих противоречие такой практики Конституции РФ и законодательству о свободе совести. Мониторинг этих процессов ведут группа «Сова», порталы Кредо.ру и Религиополис.ру, Институт свободы совести.
Отдельно стоит отметить, что в некоторых областях страны (например, в Тюмени) по инициативе местных религиозных организаций учреждаются Межрелигиозные советы области, но, несмотря на приглашения, деятели РПЦ МП туда не идут. При этом нельзя сказать, что они вовсе не участвуют в межконфессиональном диалоге. Нет. Они сегодня предпочитают свою иерархию таких отношений. На первом месте – зарубежные партнёры, прежде всего Католическая церковь, поиски сближения с которой налицо, а также созданный по инициативе РПЦ МП Межрелигиозный совет СНГ.
Второе место – это уже работа внутри страны, но здесь она ведётся или через Межрелигиозный совет России, или через комитеты и советы, созданные государственными институтами. Подчеркну – это всё связи по вертикали, а связей по горизонтали с местными религиозными группами иных конфессий минимум. И на этих встречах – минимум или полное отсутствие собственно богословского диалога.
Причём – очень важная проблема! – в РПЦ МП практически нет квалифицированных богословов, экспертов, специализирующихся на межконфессиональном диалоге. До сих пор лишь единицы знакомы с Кораном, не говоря о более полном знании исламской традиции. Исключением является митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир (Ишим), но он в Москве как бы «не востребован», его в России мало кто знает, и он сосредоточен на заботах епархии в Средней Азии.
Перечисляя некоторые минусы в работе РПЦ МП, хочу особо отметить, что, конечно же, в России нет явлений наподобие того, когда пастор сжёг публично Коран в США! Провокации больного псевдо-пастора усиливаются медиа – и налицо угроза стабильности далеко за пределами США, что и показала ответная агрессивная реакция в Афганистане.
Ещё один пример – недавние трагические события в Египте, когда умирающий режим Хосни Мубарака спровоцировал теракт в Александрии, а затем ряд погромов коптов в иных городах Египта. Это была попытка обострить конфликт между общинами мусульман и христиан-коптов. Сегодня о такой подоплёке заявили не только мусульмане, но и сами копты и католики Египта, бывшие сотрудники аппарата Мубарака.
Примеры событий в Египте, США и Афганистане важны для осознания контраста происходящего в США и России. У нас нет ничего подобного. Но тревога есть. Почему? Благодаря медиатехнологиям подобные провокации могут проникать через границы. Плюс при бурном ренессансе религиозности у нас много проблемных зон.
Насколько подготовлено к диалогу наше мусульманское сообщество? Первое, что негативно влияет на социум вообще, даже если не трогать тему диалога – это предельная разобщённость уммы. Наличие четырёх-пяти «муфтиятов», претендующих на лидерство, и множества мелких самостоятельных и ни с кем не координирующих свои действия общин. Практически все они не имеют специалистов по межконфессиональному диалогу! А это в перспективе чревато тем, что общество не будет готово выдерживать стрессы, созрели ли они изнутри или были навязаны извне. Иначе говоря, если в РПЦ МП лишь единицы знают «что-то об Исламе», то среди мусульман России практически нет знатоков католичества, буддизма, православия и иных религий. Нет переговорщиков, религиозных дипломатов, учёных и активистов диалога.
Итак, у ведущих религий России, у православных и мусульман, всё ещё не выстроены институты, не разработаны стратегия и проекты, и нет специалистов по межконфессиональному диалогу. Что уж говорить о менее крупных религиозных группах? А ведь некоторые вообще в принципе отказываются от диалога, к примеру, православные старообрядческие церкви разных согласий и многие протестанты (за исключением активных баптистов и пятидесятников).
А что делает общество и особенно государство в такой ситуации? Неужели там тоже нехватка осознания и отсутствие кадров? Нет, в целом можно сказать, что работа в государственных органах ведётся. При Правительстве РФ, при Администрации Президента РФ учреждены различные комитеты и рабочие группы, выстраивающие политику государства в отношении религиозных групп. Но при этом собственно межконфессиональный диалог, хоть и декларируется как крайне желательный, но не ведётся. Государство интересует не теория-созерцание, а прагматика-дело. И это логично: а почему этим должно заниматься государство? Как раз наоборот: в демократическом обществе государство предоставляет гражданам свободу совести, в том числе и необходимость (или отсутствие таковой) в межрелигиозном диалоге. Логика ясна – это внутреннее дело общин, дело совести каждого верующего.
Потому центр тяжести в решении этих вопросов переложен на общественные структуры, которые частично захватывают проблематику межконфессионального взаимодействия. Так, к примеру, в Москве действуют Российский Фонд мира (правопреемник Советского Фонда мира) во главе с чемпионом мира по шахматам Анатолием Карповым, «Академия духовного единения народов мира» во главе с академиком Григорием Трапезниковым, «Центр партнёрства цивилизаций» во главе с экс-послом РФ в исламском мире Вениамином Поповым, «Институт мировых цивилизаций» лидера ЛДПР Владимира Жириновского, международный фонд «Диалог цивилизаций» Владимира Якунина и другие более или менее крупные, более или менее успешные гражданские проекты «народной дипломатии», исследовательские и учебные программы.
В целом обозревая ситуацию, можно назвать некоторые узлы проблем, над которыми стоит серьёзно подумать и постараться решить. Предлагаю в виде тезисов их список:
1 – Развитию межконфессиональной культуры в России мешает то, что у государства нет единого органа по регулированию государственно-общественно-конфессиональных отношений типа Министерства или Комитета по делам религий, где формулируется конфессиональная (и близкая ей национальная) политика. Параллельно сходная проблема – нет и Министерства по делам национальностей (и это в стране со 140 нациями!). В результате, без централизованных, имеющих свою стратегию, министерств, при главах регионов, при местных парламентах и так далее – создаются рабочие группы и комиссии. Но проблемы не локальны и требуют общероссийской стратегии.
2 – В последние годы усиливается лоббируемая РПЦ МП практика «клерикализации»: государственная символика теперь появляется вместе только с православной, внедряются в светские школы церковные предметы, обряды, а священники – в армию и правоохранительные органы, идёт «борьба с сектантами», внедряется антиконституционная теория «четырёх традиционных религий». Реализуются «Русские проекты», «Сергиевские проекты», в которых нет места межконфессиональному диалогу.
3 – В медиа-сфере нет среды для межконфессионального сотрудничества, прежде всего потому, что наиболее действенных электронных СМИ (ТВ и радиоканалов) нет ни у одной конфессии России, кроме РПЦ МП. Президент Дмитрий Медведев ещё 2 года назад в Сочи указал на назревшую необходимость федерального телеканала об Исламе – но это не реализовано.
4 – Во всех конфессиях отсутствуют специалисты, посвятившие себя изучению, проведению и подготовке кадров для межконфессиональной работы. Соответственно, нет современной литературы, особенно учебной и учебно-методической, по этой теме.
5 – Межрелигиозный диалог между «традиционными конфессиями» ведётся нерегулярно, только на уровне первых лиц, без вовлечения молодёжи и широких масс верующих, без поддержки конфессиональных СМИ и тем более светской прессы, протокольно и формально. Вопросы богословия, самая суть диалога, практически устранены. По сути, диалог не играет роли в жизни верующих и остаётся уделом «церковной дипломатии».
6 – Глобализация и демографический кризис в России вызвали потребность в миллионных мигрантских потоках. Среди гастарбайтеров преобладают выходцы из стран исламской и китайской культур. Конфессиональный аспект смены пропорций в демографии страны в сторону неславянских и неправославных народов осознан экспертами, но реальной работы по культурному и тем более религиозному диалогу с этими растущими численно группами населения не ведётся.
7 – В масштабах СНГ представители России ведут межконфессиональный диалог нерегулярно, по редким запросам от правительств, только на высшем дипломатическом уровне и во многом неконкретно, декларативно. На практике жизнь граждан СНГ тесно переплетена – а вот в структурах СНГ, ЕврАзЭС, ШОС нет соответствующих гуманитарных подразделений и программ.
Подпишитесь на наши новости и анонсы
Скопируйте код себе в блог. Запись будет выглядеть так:
Роль религий в современном мире снова растет - на фоне политических потрясений, социальных трансформаций и революционных технологических прорывов. Религия служит одним из способов самоидентификации, а это подразумевает и фиксацию особости, отстранения от других. Что означает в таких условиях межконфессиональный диалог, способен ли он смягчить противоречия или, напротив, становится дополнительным их катализатором? Об этом Александр Соловьев беседует с Алексеем Юдиным - кандидатом исторических наук, доцентом Центра изучения религий РГГУ, ответственным секретарем Католической энциклопедии.
- У религий есть одна общая характеристика: каждая утверждает, что обладает монополией на истину, в то время как остальные - ложны. Как можно говорить о каком-то диалоге, если ты изначально прав, причем в самом фундаментальном смысле, а твой собеседник - нет?
Надо сразу оговориться, что это верно не для всех религий. Конечно, авраамические религии - иудаизм, христианство, ислам - каждая из них, безусловно, утверждает, что именно она обладает истиной в полной мере. И все они, включая и иудаизм, в определенное время высказывали претензии на универсализм.
Действительно, на первый взгляд, если я владею истиной в ее полноте, а оппонент ею не обладает, или обладает лишь частью ее, то зачем вообще нужен диалог? Пусть признает мою истину - тогда и поговорим. До конца объяснить природу этого чудесного явления - зарождения межконфессионального и межхристианского, в частности, диалога, практически невозможно. Во всяком случае, в исторической перспективе ХХ века. В какой-то момент христианские исследователи Востока начинают вдруг интересоваться исламом не так, как раньше. Авторитетнейшие источники западного христианства - Фома Аквинский, Лютер - трактуют ислам как религию заблуждений, искушений или даже религию сатаны. Однако в XX веке происходит качественный поворот, почти парадигмальный сдвиг, как это видно на примере католического священника и выдающегося исламоведа Луи Массиньона. Христиане начинают видеть ислам как религию, созвучную своему вероучению. Они начинают задаваться вопросом - зачем пришел Мохаммед, пусть и не считая его до конца пророком. Но зачем-то он все-таки пришел? Обнаруживается множество исторических парадоксов, а смысловых - еще больше.
- Когда и как начинается такой диалог?
Когда возникает желание - и возможность - увидеть человека в ином свете и заговорить с ним. До конца объяснить генезис этого явления, повторюсь, невозможно. Произошло оно внутри самой христианской семьи, а затем и в отношениях между крупнейшими мировыми религиями. Таким образом, можно утверждать, что именно христиане стали инициаторами межрелигиозного диалога. Кто бы мог раньше подумать, например, о христиано-буддийском диалоге? А он существует. Оказывается, им есть о чем поговорить.
Вероятно, такое желание возникает, когда на христиан обрушиваются драматические, «парадигмальные» события, качественно меняющие мир - те же мировые войны. Переживая эти события, христиане начинают задаваться вопросами такого же масштаба, чтобы эти события и эти переживания осознать, отрефлексировать.
- Как происходит межконфессиональный диалог? Вообще, что это такое? Чем он отличается от любого иного?
В официальных церковных документах, имеющих в том числе и богословский характер, есть четкое определение того, что в самой церкви, внутри нее, понимается под диалогом, ведущимся с пространством вне церкви. А эти документы - отражение практики, ее формализация. Есть, в частности, такой католический документ 1968 г. - «Диалог с неверующими». Он составлен Секретариатом по делам неверующих (сформирован в 1965 г., когда католики осознали необходимость такого диалога). Он и определяет, что диалог в «общем смысле» есть «любая форма встречи и поиска взаимопонимания между людьми, группами и общинами, осуществляемая в духе искренности, уважения и доверия к другому человеку как к личности и имеющая целью углубленное познание какой-либо истины, либо стремление сделать взаимоотношения между людьми более соответствующими достоинству человека». Смотрите, какие слова! «Форма встречи и поиска взаимопонимания», «человек как личность», «искренность», «уважение и доверие», «углубленное познание какой-либо истины» и «достоинство человека»! Для католической церкви того времени просто новояз какой-то.
- Такой диалог как-то формализован институционально?
В форме экуменического движения прежде всего. И то, что мы понимаем под экуменическим движением, межхристианским диалогом - инициатива не католиков и не православных, это протестантский проект. Он родился в XIX веке из осознания совершенно практических задач, которые можно назвать церковной политикой. Протестантов много, и они разные. Монополии на истину нет ни у кого.
Протестантские миссионеры из различных ассоциаций пришли к выводу, что надо как-то договариваться между собой, чтобы не тиражировать расколотое христианство по всему миру. Из этого желания и вырос экуменизм.
Экуменическое движение складывается из двух больших составляющих. Стратегия одного направления: «Давайте работать вместе, как будто нас ничего и не разделяет - перед нами стоят слишком большие задачи, чтобы размениваться на мелочи». Это драматургия движения «Жизнь и деятельность». Вторая же линия настаивает, что надо с самого начала разобраться, «кто есть кто» перед Богом. Это стратегия движения «Вера и церковное устройство».
У них разные мотивации, разное богословие, разные лидеры. С одной стороны мы видим такого выдающегося человека, как Натан Сёдерблум, лютеранский архиепископ Упсалы, лауреат Нобелевской премии мира, один из ранних христианских миротворцев ХХ века. Это родоначальник движения «Жизнь и деятельность». А с другой стороны - Карл Барт, величайший протестантский богослов ХХ века. Его «богословие кризиса» и есть попытка перестроить активизм по отношению к Богу, перевести его из горизонтали (отношения между людьми) в вертикаль (отношения между людьми и Богом).
- Насколько иные христианские церкви вовлечены в экуменическое движение?
Поначалу, естественно, там не было ни католиков, ни тем более православных. Протестанты опасались, что католики хотят затащить их обратно, в свою римскую историю, а православных воспринимали вообще как каких-то дремучих дедов с бородами, погрязших в историческом прошлом. Будущее же, полагали протестанты, принадлежит как раз им, протестантам. Позднее они начали обращать внимание на Восток - для протестантизма восточное направление христианства было более востребованным, а Рим - ну, Рим и есть Рим, это враждебный папизм.
И уже в 20-е гг. ХХ в. православные примкнули к экуменическому движению (первыми из непротестантских конфессий), причем вполне официально. А католики подошли к этому вопросу только после II Ватиканского собора 1962-1965 годов. Но до сих пор католическая церковь не является членом экуменического Всемирного совета церквей, а, например, Русская православная церковь является. Правда, католики участвуют в работе комиссии «Вера и церковное устройство», которая занимается теоретическими, богословскими вопросами, но в целом подход к экуменизму у них такой: «Вы, ребята, сначала разберитесь сами с тем, какая вы церковь, а там мы посмотрим».
- Предмет экуменического разговора - вещи богословского порядка, устройства общины или вопросы прозелитизма, миссионерской деятельности?
Устройство общины, то есть церкви - это экклесиология, учение о церкви. Это богословский вопрос. Здесь экуменизму свойственна крайняя неопределенность. «Ты церковь в крапинку - ну и будь ей, раз у тебя такая церковная идентичность. А вот я - церковь в полосочку. И называть тебя церковью не обязана. Но при этом, сами для себя, мы обе - церкви». То есть с одной стороны - Русская православная церковь, а с другой - какая-то довольно либеральная протестантская «церковь в крапинку». И обе они - церкви в экуменической «системе координат».
Для православия это очень большая проблема. Православные постоянно об этом говорили и говорят. Поэтому даже теоретическое обоснование вступления РПЦ в ВСЦ в 1961 г. было представлено очень аккуратно. Митрополит Никодим (Ротов), тогдашний глава Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата, заявил, что этот шаг «нельзя рассматривать как церковный в экклезиологическом смысле слова акт». Митрополит Никодим предпочитал говорить не о «вступлении РПЦ в ВСЦ», а о «соглашении между руководством РПЦ, с одной стороны, и руководством ВСЦ, с другой стороны, о включении представителей РПЦ в постоянное сотрудничество с представителями других Церквей, объединившихся в экуменическом содружестве, именуемом ВСЦ». Тем не менее православные церкви вошли в этот экуменический поток раньше, чем католики. Те сопротивлялись еще четыре года.
- Иными словами, экуменизм - не традиция, а постоянный метод проб и ошибок?
Экуменизм - пространство диалога, своеобразный межхристианский полигон, на котором постоянно что-то обкатывается. Вечные обвинения в том, что экуменисты притязают на создание некой «сверхцеркви», под эгидой которой хотят всех объединить, всех туда затащить - чистой воды конспирология. Это никогда не было задачей экуменического движения. У него вообще с самого начала не было никакой конкретной цели. Практический и теоретический диалог, взаимное познание и общение и были по сути его самоцелью. Как говорили ранние лидеры экуменического диалога, «все остальное - дело Святого Духа».
- Сводится ли межконфессиональный, хотя бы христианский, диалог только к экуменическому?
Экуменический диалог - безусловно, синоним межхристианского. И за пределы общехристианского диалога он не выходит. Если говорить шире - о межрелигиозном диалоге, например, диалоге авраамических религий христианства, ислама и иудаизма или еще шире - христианства, буддизма и индуизма, то это уже, конечно, совсем не экуменизм. Тут уже иная реальность, которую очень хорошо типологически иллюстрирует католическая энциклика Ecclesiam suam 1964 года. Это очень серьезный документ папы Павла VI, в котором пространство диалога представлено в виде концентрических кругов. В центре, конечно, католическая церковь, и малый круг вокруг нее - это внутрицерковный диалог; следующий круг - общение с иными христианскими исповеданиями; третий, более широкий круг - все мировые религии, и, наконец, последний, самый широкий круг - это внешний, по преимуществу нерелигиозный мир.
Такая модель очень удобна для анализа потенциального диалога для церкви, будь она католической или православной. Принципиально важно, что признается возможным диалог с внешним миром, который может быть индифферентен или даже агрессивно настроен по отношению к религии. Здесь, как говорится, почувствуйте разницу с католическими документами XIX в.: знаменитый Syllabus, приложение к энциклике Quanta cura папы Пия IX (1864), осуждал современную культуру в «главнейших заблуждениях нашего времени» и, соответственно, отрицал любую форму диалога.
- Диалог в конечном счете имеет целью обращение? Это вид миссионерской деятельности, разновидность прозелитизма?
Вот тут и возникает проблема: как соотносится диалог и миссия, изначальное призвание церкви. Выход может быть найден такой: диалог даже без какой-то определенной цели уже есть миссия, как внешняя, так и внутренняя. Ведь если существуют проблемы взаимопонимания, их надо проговаривать. Это важно для всех участников диалога, поскольку не только ведет к общему пониманию проблемы, но и проясняет собственную идентичность.
Возьмем для примера тему современного атеизма, которая очень сложно обсуждалась на Втором Ватиканском соборе. В то время уже существовал государственный атеизм в Восточной Европе - от албанского, крайне жесткого, до польского, сравнительно мягкого. Но так или иначе в странах коммунистического блока доминировал системный атеизм государственного образца. А с другой стороны, в Западной Европе присутствовал интеллектуальный атеизм. Существовали его гуру, Сартр, например. Такое красивое интеллектуальное фрондерство.
И на обсуждениях между католическими епископами, сумевшими приехать из Восточной Европы, и западноевропейскими (Латинскую Америку не берем - это вообще другая история) возникало непонимание: для одних атеизм являлся просто интеллектуальным вызовом, а для других представлял собой жесткую политическую реальность, в которой верующие должны были как-то выживать. И то и другое, конечно, воспринималось как реальная угроза устоям веры. Но - по-разному.
Необходимость вести политический диалог с атеистическими государствами коммунистического блока породила ватиканскую Ostpolitik - «восточную политику» времен папы Павла VI: с коммунистическими властями нужно договариваться, нужен политический компромисс в религиозных вопросах. Но, как сказал архитектор этой политики, государственный секретарь Ватикана кардинал Агостино Казароли - «это был не modus vivendi, а modus non moriendi » - нужно делать что-то, чтобы не дать умереть верующим в коммунистических странах. Чисто политический диалог с реально поставленной целью. Этот диалог ватиканская дипломатия вела в формате переговоров с представителями коммунистических властей, в том числе и советских, но неофициально, конечно.
- Насколько такой, парадоксально-настороженный, подход русского православия к экуменическому движению, к самой готовности к диалогу, связан с тем, что в России в отличие от Европы социально-культурно-религиозная традиция прервалась?
В большей части Европы, безусловно, эта религиозная традиция непрерывна, и она, конечно, оказывает прямое влияние и на культуру, и на иные аспекты жизни. Что же касается России, то я бы предлагал не зацикливаться на этих семидесяти годах, а заглянуть глубже. За исключением периода некоторого религиозного перевозбуждения при Александре I в начале XIX века элиты в России жили достаточно отстраненно от непосредственного церковного влияния, живого религиозного контекста. Существовал, конечно, предписанный набор религиозных практик, но вот насколько живая религиозность входила в плоть и кровь русской культуры и на каком уровне - большой вопрос.
Начать хотя бы с того, что социальный статус духовенства в Европе и в России несопоставим исторически. В протестантском, а особенно в католическом мире духовенство очень часто - представители благородного сословия: князья, графы и так далее. В православии людей с титулами в высшем духовенстве можно пересчитать по пальцам. Среднего сословия, «среднего класса» у нас толком не было в начале XIX века - остаются крестьяне. Из них и мещан преимущественно и рекрутируется духовенство. Светские элиты не воспринимали тех, кто шел в семинарии (пусть даже из своих рядов), подобными себе. А в сословном обществе это серьезная проблема.
- Можно ли говорить о диалоге со старообрядцами?
Это был опыт крайне неудачного диалога. Речь шла о единоверии, а по существу о церковной унии. В начале XIX века запущен государственно-церковный проект воссоединения старообрядцев с господствующей церковью, сначала добровольно-принудительно, а затем и жестко принудительно. Но этот проект по сути провалился.
Между православными «никонианами» и старообрядцами накопилось слишком много жестоких обид и вопросов, которые так и остались непроговоренными. Раскол имел очень сложные причины и мощнейшие последствия не только религиозного, но и социокультурного свойства.
Если в Европе в результате Реформации произошло то, что мы называем конфессионализацией - государственно-политическое размежевание по конфессиональному признаку, то в России после раскола XVII в. таких демаркаций не было. Все разделившиеся православные остались в одном котле, и внутри этого котла шло бурление. Конечно, Европе для религиозно-политического упорядочивания пришлось пройти через десятилетия религиозных войн, но и в России все происходило достаточно драматично. Во всяком случае, в результате Европа разложила все по полочкам - хорошо ли, плохо ли, но системно, а в нашем отечестве религиозное и социальное напряжение сохранялось.
- Казалось бы, это как раз та среда, которая предполагает возникновение потребности в диалоге…
А вот тут давайте вернемся к тому определению диалога - «встреча и поиск взаимопонимания». А искали ли в России это взаимопонимание? Нужно ли оно было? Старообрядцы как социо-религиозная группа достаточно герметичны. Любой иноверец для них нечист - они просто не будут вступать с ним в коммуникацию, чтобы самим не оскверниться. Ведь только они войдут в Царствие Небесное, а все остальные погибнут. Конечно, протестанты могли относиться к католикам так же, но там все-таки были какие-то экономические, культурные, социальные взаимоотношения, а в России гигантские пространства: убежали, укрылись в лесах, на горах и в скитах - и все, нету их, и нет необходимости ни с кем общаться. Даже в городской культуре старообрядцы жили компактно и обособленно.
- Акт о каноническом общении между РПЦ и РПЦЗ - пример успешного межконфессионального диалога?
Не совсем. Тут же нельзя говорить о том, что эти конфессии - разные. Это два направления одной традиции. Один наблюдательный русский католик написал в 1917 г., что православные в новой ситуации, после крушения монархии, при Временном правительстве, не говоря уж о большевиках, были похожи на детей, потерявшихся на улице. Они ищут, кого взять за рукав, чтобы их отвели домой. Он вовсе не издевался, он искренне сострадал, потому что православные оказались в тяжелейшей и непривычной для них ситуации - в ситуации безвластья. Как быть?! К кому прислониться? Православная церковь никогда не существовала без власти…
Сам же Акт о каноническом общении - это политический компромисс, который не всех устроил в Зарубежной церкви. У РПЦЗ было ясно сформулировано миссионерское задание - вот рухнет богоборческая власть, мы вернемся и объединимся. То есть политическое стало регулятором религиозного. Но вот советская власть ушла - и что? А где монархия, где император? Где реставрация? Михаил Сергеевич, Борис Николаевич - это вообще кто? А ведь монархизм для РПЦЗ - религиозный концепт: царь богоданный, последний государь со своим семейством - царь-мученик. В религиозно-политической идеологии РПЦЗ уход богоборческой власти означает неизбежную реновацию империи, ее перезагрузку. Монархия - божественная легитимация законной российской власти.
- А сейчас РПЦ претендует ли на какую-то ведущую роль в межконфессиональном диалоге на межгосударственном уровне?
Межконфессиональные диалоги бывают разных видов. Вот диалог экспертов, обсуждение каких-то вероучительных, смысловых положений (в том же экуменическом движении такой диалог ведется постоянно), то, что называется «диалог истины». Для этого существуют специальные комиссии. Есть такая комиссия и для диалога православных церквей с католиками, Смешанная богословская комиссия, куда входят представители 15 поместных православных церквей и представители католической церкви.
Существует и другой диалог, «диалог любви», диалог жестов и символов. Вот, в январе 1964 г. в Иерусалиме встречаются Константинопольский патриарх Афинагор и папа Павел VI. Впервые после 1054 г. папа встречается с патриархом, они обнимаются и обмениваются братским поцелуем. Сенсация! И это тот символ, тот жест, который переворачивает многовековую историю. После чего начинается проработка вопроса: а что нас разделяет? Была ли схизма? Был ли раскол? И каково содержание этого раскола? А что же там было, в этом пресловутом 1054 году?..
И вот, когда в 1965 г. поняли, что Восток содержанием раскола считает анафему на церкви, а Запад полагает ее исключительно персональной, то составили особую декларацию, которую и зачитали 7 декабря 1965 г. одновременно в Риме и в Стамбуле. И решили эти анафемы просто «изъять из памяти церкви». Такой нашли компромисс. Не денонсировать, не признавать их недействительными, а просто стереть из памяти церкви. Это было признано и в Риме, и в Константинополе.
- Очень человеческий, ницшеански-человеческий подход: не помню - значит, не было.
Да, просто решили предать забвению. У нас есть власть это сделать, и мы это можем. Очень интересна была реакция Москвы. Митрополит Никодим отозвался в принципе позитивно, признав это очень важным шагом для улучшения отношений между католической церковью и православными церквами в целом. И патриарх Алексий I сказал, что это очень важный шаг в отношениях Рима и Константинополя, однако отметил, что богословского значения для всей полноты православия этот акт не имеет. Церковная Москва сочла произошедшее внутренним делом Константинопольского патриархата.
Теперь, собственно, по поводу претензий. В то время патриарх Афинагор решил перезагрузить эту пентархию (пятиправление) с константинопольским лидерством. Иными словами, Константинополь хотел стать лидером всего православного мира, в том числе и в вопросе участия в экуменическом движении. РПЦ сразу же выразила особое мнение: каждая из поместных Православных церквей будет принимать решения по этому вопросу самостоятельно, без кураторства Константинополя. Эпизод с отправкой православных наблюдателей на Второй Ватиканский собор прекрасно иллюстрирует эту ситуацию. Кстати, на Первый Ватиканский собор в 1869 г. тоже приглашали наблюдателей - но буквально как провинившихся школяров: ну-ка, приезжайте, одумайтесь и покайтесь, и мы вас, так и быть, простим.
В этот раз все было по-другому. II Ватиканский собор был вообще очень миролюбивым, никаких анафем, даже атеизм не осудили. Более всего католики стремились наладить общение в христианском мире и запустить свой экуменический проект. Поэтому наблюдателям, православным и протестантам сказали: «Пожалуйста, приезжайте, посмотрите и послушайте, о чем мы будем говорить, но мы и вас хотим послушать, узнать, что вы думаете». Католики как люди системные решили поступить с православными так же, как и с протестантами. Тем приглашения разослали по главам федераций - пусть решают, кто поедет. Так же действовали и с православными: кто у них главный? Константинополь, так пусть константинопольский патриарх и определяет, кто приедет от каждой из 15 церквей. Туда и послали приглашение.
Церковная Москва тут же заявила: нет, пусть каждый решает за себя, пусть каждая церковь сама определяет, кто поедет и поедет ли вообще. В Константинополе изумились: как так? Мы же первые среди равных, давайте встретимся и договоримся, и если поедем, то совместно. И пока Константинополь пытался реализовать свое функциональное первенство, РПЦ все решила за себя и в октябре 1962 г. прислала наблюдателей на первую сессию католического собора. Остальные подтянулись к третьей сессии в 1964 году.
Только представьте себе: 1962 г., еще никого из православных нет, а Москва уже в Риме! Это был фурор. И без того внимание всех СМИ было приковано к собору, ведь по сути это был первый крупный церковный форум в медийную эпоху. А тут еще из-за «железного занавеса», где, как полагали на Западе, и верующих-то почти не осталось, приезжают люди в рясах, улыбаются, культурно разговаривают. Пресса вынесла фотографии московских наблюдателей на первые полосы.
Это, кстати, был серьезный внешнеполитический успех СССР. Ведь решающую роль в решении об отправке наблюдателей от РПЦ сыграли аргументы, которые митрополит Никодим представил в Совет по делам религий (и, следовательно, в ЦК КПСС). Во-первых, на Втором Ватиканском соборе развернется борьба между католиками-прогрессистами и католиками-консерваторами. От исхода этой борьбы будет зависеть направление дальнейшего курса католической церкви. Приезд наблюдателей от «прогрессивной» РПЦ может если не решить исход этой борьбы, то серьезно скорректировать ее последствия. Во-вторых, явившись в Рим первыми, без согласования с Константинополем, мы докажем свою самостоятельность и поставим амбициозного патриарха Афинагора на место. А это важно вдвойне, поскольку тогдашнего главу Константинопольской церкви считали проамерикански настроенным.
- Как можно в контексте «диалога жестов и символов» оценить встречу патриарха Кирилла и папы римского Франциска в 2016 году?
Прежде всего есть документ, совместная декларация, принятая по итогам этой встречи. Что бы там ни говорили, это очень грамотный и логичный документ. Причем построен он, что примечательно, по принципу контрапункта - в единый текст синтетически сведены формулировки и позиции обеих сторон. Получившийся текст выглядит очень гармонично, все стройно и обоснованно. А вот что означает этот документ и кому он предназначен - отдельный вопрос. Главное, что он есть.
При этом - особенно в медийном освещении - главным символическим и содержательным элементом встречи стали братские объятия. Это яркий пример диалога любви и диалога символов. Исторический контекст этого события очень сложный и даже драматический. Встреча Римского понтифика и патриарха Московского готовилась очень долго и тяжело. Первые инициативы начались еще при папе Иоанне Павле II и патриархе Алексии II. Но каждый раз эта подготовка натыкалась на какие-то преграды. Прижилось даже клише - «традиционная невстреча лидеров» двух церквей.
Очень горячим, неоднозначным этот диалог был в девяностные годы. Католиков обвиняли в прозелитизме, в том, что они ищут в постсоветской России, кого бы еще завербовать, кого бы обратить. Эти обвинения звучали на самом высоком уровне, в том числе и из уст патриарха. То, что это наконец произошло, говорит прежде всего о возможности таких встреч в настоящем и в будущем. Практические последствия гаванского межцерковного саммита - уже совсем другой разговор. На первом месте - добрый знак надежды, на втором - совместная декларация.
Встреча патриарха Кирилла и папы Франциска в Гаване стала фантастическим событием в плане реализации возможностей, которые раньше были подавлены. Братский поцелуй, объятия, возможность прикоснуться друг к другу… Вообще, тактильность - важный элемент культурного кода папы Франциска. Это, несомненно, и пасторский элемент, и принадлежность к экспансивному латинскому культурному типу. Патриарх Кирилл в этом смысле более сдержан, закрыт, отстранен. И это единение в символическом плане производило тем более сильное впечатление.
- Можно ли через межконфессиональный диалог добиться решений текущих политических кризисов - на Украине, в Сирии, в Малайзии, где угодно?
Для большой политики религиозный фактор - дополнительный ресурс. Если прорывные решения недостижимы традиционными политическими средствами, можно попробовать задействовать и его: вдруг сыграет? И, как мы видим, большая политика даже в ХХ веке была заинтересована в подключении этого дополнительного ресурса. Об этом свидетельствует и история Русской православной церкви в военный и послевоенный период.
На мой взгляд, ничего страшного в этом нет. Та же встреча патриарха Кирилла и папы Франциска - большое политическое событие. После Гаваны было множество комментариев в духе: «Патриарх Кирилл - агент Кремля! Он выполняет задания администрации президента». Порой даже казалось, что эта тема проходила буквально красной нитью.
Конечно, сами по себе подозрения, что патриарх Кирилл - чей-то там агент и выполняет чьи-то задания - абсолютный бред, обсуждению не подлежащий. Но какие-то внешнеполитические государственные задачи и внешнеполитические церковные задачи всегда сопрягаются. Какие между ними отношения - сложноподчиненные, сложносочиненные - это другой вопрос, но они так или иначе идут рука об руку, и это нормально.
- Возможен ли такой «диалог жестов и символов» между религиозными и политическими деятелями?
Отношения между религией и большой политикой незаметно и неожиданно для многих начинают переустраиваться, здесь появляются новые акценты. Показательный пример - послание папы Франциска, направленное президенту Путину 4 сентября 2013 г., накануне саммита G20 в Санкт-Петербурге, и речь в нем шла о критической ситуации в Сирии. А Путин тогда председательствовал на саммите. Само по себе это сильное, очень внятное послание, но мало кто обращает внимание на то, как оно заканчивалось.
А заканчивается оно буквально так: «Испрашивая Ваших молитв, господин Президент…». То есть папа Франциск обращается к президенту России, председателю крупнейшего международного форума, как к верующему человеку, как к христианину. Папа Франциск не обязывает его ни к чему как некий духовный наставник, он лишь напоминает о реальности взаимной молитвы. Важна сама форма обращения - он испрашивает, просит, благословляя при этом встречу глав государств в надежде, что она даст благие результаты.
Получается, что обмен молитвами и благословлениями может форматировать новую политическую реальность. Без обязательств, но с христианской надеждой на практические результаты в политическом и гуманитарном решении проблемы.
- Часто ли приходится ради возможности вести диалог выходить за пределы вероисповедания или, наоборот, сужать поле диалога с тем, чтобы он не выходил из «зоны комфорта», не затрагивал вопросов, чувствительных для церковных догматов?
Это две степени риска на пути ведения диалога. В ходе реализации диалога неизбежно встает вопрос идентичности: кто мы? и где границы диалога? Где пределы наших возможностей? 2000-й год, год Великого юбилея христианства, дал хороший пример того, как болезненно определяются такие границы. В тот год одновременно появились два католических документа - декларация Dominus Jesus и нота о выражении «церкви-сестры». Этот термин - очень неаккуратный с экклезиологической точки зрения - родился в эпоху развитого экуменизма 1970-х - 1980-х гг., а авторство приписывалось папе Павлу VI. Но «церквями-сестрами», с точки зрения ватиканского документа 2000 г., могут быть только поместные церкви: церковь Рима и поместная православная церковь - это сестры, а Католическая церковь - всем церквям мать.
В свою очередь декларация Dominus Jesus прямо предостерегала от расширения диалога в ущерб пониманию того, кто такой Христос. Для христиан Иисус Христос - единственный спаситель и воплощенное Слово Божие. Здесь не может быть компромиссов в межрелигиозном диалоге. Собственно, оба документа 2000 г. представляют собой попытку с католической стороны обозначить границы ведения как экуменического, так и межрелигиозного диалога. И, нужно сказать, это вызвало большой переполох среди православных и протестантских экуменистов.
- На каком языке - в философском смысле - может вестись такой диалог?
Проблематика языка - центральная тема ХХ века: философская, филологическая, социокультурная, какая угодно. И ранние - да по сути и все основные - документы экуменического движения посвящены как раз богословским терминологическим и в широком смысле языковым проблемам. Вот главный сюжет христианства - Пресвятая Троица. Как ты мыслишь и что говоришь о ней на языке своей конфессиональной традиции? Изложи. И я изложу. А потом сравним.
Вопрос богословского языка - ключевой в этой проблеме. Первые документы Смешанной православно-католической богословской комиссии - также очень яркий пример того, как собеседники пытаются выстроить богословский язык, договориться о терминах. Это не «изобретение» нового языка, профессионального «экуменического арго», это попытка определить основополагающую терминологию и коммуникативные стратегии дальнейшего диалога. Найти взаимно непротиворечивые понятия и снять противоречия там, где их изначально нет.
- Может ли этот диалог дать что-то миру нехристианскому, нерелигиозному? Есть от него какая-то практическая польза?
А в чем вообще польза миру от христианства? Культурное наследие? Мне приходится часто слышать от наших просвещенных современников такие суждения: «А если бы был жив античный мир, он это христианское культурное наследие перекрыл бы стократно! Да эти христиане вообще ничего своего практически не создали - все от античных греков и римлян натащили! Ренессанс какой-то у них там был, тоже мне»! Признаться, есть некий резон в этих обличениях.
Дело в другом. Христианство как мировоззрение, как способ видения человека у нас во плоти, в крови. Даже если мы этого не ощущаем. Весь наш мир выстроен на христианском мировоззрении, на христианском взгляде. Христианство - это закваска, которая перебраживает и изменяет существующий мир и его культуру. Хотим мы этого или нет, признаем или нет, мы воспринимаем этот мир по-христиански. Но вот те, допустим, филологи-античники, мнения которых я привел выше, вполне могут относиться к христианству в духе заветов Марка Аврелия, своего духовного учителя. Они логично могут считать христиан шпаной и варварами, разрушившими великую древнюю цивилизацию и поглумившимися над ее культурой.
} Cтр. 1 из 5
Преобладающее большинство народов нашей страны на протяжении веков сложились как этнические общности на территории России, и в этом смысле они являются коренными народами, сыгравшими историческую роль в формировании российской государственности. Благодаря объединяющей роли русского народа на территории России сохранились уникальное единство и многообразие, духовная общность и союз различных народов. При этом указывается, что в духовной сфере развития общества важным является «учет взаимосвязи национальных обычаев, традиций и обрядов с религией, поддержка усилий религиозных организаций в миротворческой деятельности».
Образование «евразийской» или «собственно российской» культуры было обусловлено тем, что Российское государство исторически создавалось на принципе диалога разных культур. Этот диалог изначально предполагал поиск и выработку системы ценностей и норм взаимовыгодного сосуществования разных культур.
Являясь манифестацией условия единства общей культуры, диалог, таким образом, обеспечивал сосуществование многих конкретных этнических, социальных и конфессиональных групп. Следовательно, сохранение исторического наследия всех народов России в лоне евразийского этнокультурного пространства, формирование в социуме атмосферы уважения к их культурным ценностям, возрождение и развитие национальной самобытности и традиций взаимовлияния славянских, тюркских, кавказских и других народов России представляется одной из главных задач современного российского общества.
При этом важно, чтобы все стороны той или иной проблемы рассматривались целостно и во взаимодействии, без наделения одной из них примата всеопределяющей роли. Межконфессиональные проблемы неотделимы от проблем межэтнических и межкультурных, и поэтому осмысление их роли в современном российском обществе требует разумной оценки, которая позволила бы провести вектор консолидации сил на пути построения демократического общества и государства.
Рост конфессионального разнообразия России обусловлен рядом причин: присоединение к ее составу новых областей (концепция колонизации сопредельных территорий); свободная иммиграция в страну иноземцев, а также современная волна иностранных проповедников; образование новых конфессий в разные исторические периоды в результате расколов или объединений. При этом важно учитывать, что в одних случаях конфессия отождествлялась с конкретной этнической культурой, в других случаях несколько конфессий представляли одну этническую культуру.
Россия не является, и никогда не была мононациональной и моноконфессиональной. Она изначально складывалась как общее государство восточных славян, угров-финнов и тюрков, а в последние два века – и народов Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии, как общая родина христиан и мусульман, буддистов и последователей иных национальных религий.
Большую роль в становлении такого единства сыграла религия. Развитие межконфессиональных отношений в России в разные периоды истории носило своеобразный характер. В царской России взаимоотношения между религиозными организациями на институциональном уровне практически отсутствовали, будучи ограниченными системой, предусматривающей законодательное различие в статусе конфессий, определявшей их положение, и делившей их на категории: «первенствующая» Русская православная церковь, являвшаяся государственной церковью (и подчинявшаяся Синоду, включенному по указу Петра в состав 12 коллегий), «иностранного исповедания», или «терпимые», то есть религии народов, так или иначе оказавшихся в составе России (сюда входили ислам, буддизм, протестантизм и католицизм, и их деятельность была ограничена), и, наконец, «раскольники», чья деятельность была запрещена.
После Октябрьской революции, когда был провозглашен принцип отделения церкви от государства, новые власти стали активно бороться с религией, воспринимая ее как «пережиток прошлого». Религиозность стала рассматриваться как разновидность гражданской неблагонадежности и неполноценности. Произошел массовый отход от церкви. В стране велась активная пропаганда атеизма.
После Великой Отечественной войны межконфессиональные взаимоотношения оживились и в основном сводились к совместным акциям в защиту мира (с 1949 года), инициируемых государством, а также к участию с 1961 года ряда христианских церквей в деятельности Всемирного Совета Церквей в рамках протестантско- православного диалога. В этот исторический период государство применяло административные методы управления и контроля в области межконфессиональных отношений, поэтому эти отношения носили формальный характер, нежели содержательно деловой.
Следует отметить, что опыт взаимодействия, накопленный в советский период, позволил конфессиям (пусть только на институциональном уровне) активно участвовать в общественно-политической жизни.
Процесс возрождения национального и религиозного самосознания, начавшийся в нашей стране в период перестройки, носил внутренне противоречивый характер. В результате демократических преобразований значительное изменение претерпел характер межконфессиональных отношений. Принятие в 1990 году Закона «О свободе вероисповеданий», а также изменение политической обстановки позволило конфессиям сменить искусственную регуляцию их взаимоотношений посредством административных методов государственного контроля на правовые способы регуляции межконфессиональных отношений. Во-первых, законодательное установление свободы религиозной деятельности и пропаганды учений привело к обострению конфликта на почве борьбы за паству. Во-вторых, их развитие существенно коррелировалось осложнением межнациональных отношений и возникновением межэтнических конфликтов. В-третьих, ситуацию в религиозной сфере значительно усложнило проникновение в Россию зарубежных религиозных движений и возникновение отечественных религиозных новообразований.
Совокупность этих факторов поставила перед обществом задачу сохранения опыта межконфессионального взаимодействия, накопленного за всю историю России, а государственное участие в них направить на путь равноправного диалога в пространственном поле культуры.
Предпринятый некоторыми конфессиями поиск идейной платформы взаимопонимания и совместных действий был вызван необходимостью адаптации к новым условиям и решения назревших проблем. Реализация этих идей нашло отражение в деятельности Российского отделения Международной ассоциации религиозной свободы (МАРС), проведении ряда конференций с участием представителей различных конфессий и т.д. Объективная потребность в межконфессиональном диалоге вызвала к жизни создание Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте РФ.
На заседаниях этого Совета представителями разных конфессий обсуждаются проблемы совершенствования государственно- церковных отношений в России на этапе развития демократических реформ, рассматриваются проекты новых федеральных законов. Например, «О внесении изменений и в Федеральный закон «О некоммерческих организациях», «О внесении изменений и дополнений в Закон «О свободе вероисповеданий», «Об альтернативной гражданской службе», анализируются перспективы возможного межконфессионального взаимодействия в достижении консолидации российского общества и др.
Особенностью современных межконфессиональных отношений на Северном Кавказе, в том числе и в Дагестане является их теснейшая связь с межнациональными отношениями, где последние «задают вектор» развития многих социокультурных процессов. Представляется, что теоретическая модель развития поиска предельных оснований нашего общества должна учитывать национально-культурное многообразие дагестанского населения.
При этом следует исходить из того, что многонациональность не является источником проблем, а являет собой дополнительный ресурс для духовного возрождения человека, устойчивого экономического развития. Препятствия, мешающие полноценному диалогу культур различных этносов, необходимо преодолевать на путях выработки универсальных ценностей.
Необходимо подчеркнуть, что система ценностей каждой культуры содержит как способствующие сохранению и развитию ее самобытности, так и обеспечивающие открытость, способствующие диалогу с другими культурами ценности. Они имеют большое значение в становлении конструктивных межконфессиональных и межэтнических отношений, влияющих на стабилизацию положения в современном дагестанском обществе и построение в России в целом демократического общества.
С первых шагов своего существования дагестанская народность формировалась как особый культурно-исторический тип в общем потоке евразийского цивилизационного процесса.
Россия и мусульманский восток явились двумя составляющими развития дагестанских народностей, и через их противостояние реализовался механизм их саморазвития. Дагестанские народности, начав формировать свою культуру в языческих и мифологических формах, минуя их рационализацию в парадигмах собственной культуры по типу античности, сразу заменили их мусульманской верой.
Особенно важно подчеркнуть, что такой шаг был вызван не проблемой экономического или социо-культурного отставания, а носил скорее чисто политический характер поиска интеграцию с восточной мусульманской культурой. Следовательно, процесс исламизации Дагестана, хотя и шел со своими отличительными особенностями, но все же имел общекавказские культурные истоки, коренившиеся в древних духовных традициях.
Важно учитывать, что в России, в том числе и в Дагестане, этногенез шел медленнее, чем в Европе. Это позволяет говорить о тенденции слияния у дагестанских народностей таких понятий, как конфессиональная и этническая идентичность. Это определялось тем, что в Дагестане этнические границы были слабо выраженными, а этно- групповые идентичности не имели взаимоисключающий, множественный характер.
Эти идентичности перекрывались более мощными формами лояльности, основанными на религиозных, кланово-династических и других отношениях. Подобная особенность Дагестана не являлась формой отставания от других регионов России, а выражала специфический характер ее культуры, для которой всегда была характерна своя скорость развития.
В анализе проблемы принятия Россией, в том числе и дагестанскими народностями, ценностей западной культуры необходимо учитывать особенность постсоветского геополитического пространства и населяющих его народов: идеалы дружбы и сотрудничества национальностей (и репрезентирующих национальные культуры конфессий), заложенные в период существования СССР, до сих пор сохраняют статус социально значимых ценностей, а межнациональные и межконфессиональные конфликты не имеют глубоких корней в обществе, и скорее всего, являются следствием экономической нестабильности и политических интриг.
Поэтому в построении диалога культур необходимо учитывать специфические особенности российской культуры. Однако, при этом не стоит отказываться от перспективы диалога с европейской культурой (например в адаптации к российским условиям ценностей «открытого общества»), а находить основу для диалога на равных началах.
Диалог культур как методологический прием решения межкультурного взаимодействия является достоянием русской философской мысли, особенно со 2-й половины 20 века. При этом, как правило, основное его практическое приложение находилось в области педагогики, в то время как идея диалога культур была идеей междисциплинарной (находившей свое приложение в культурологи, филологии, истории, психологии, философии). При этом необходимо учитывать и тот факт, что единого понимания (как собственно и единой концепции) диалога культур нет. В. С. Библер определял диалог как «не только эвристический прием усвоения монологического знания и умения, но определение самой сути и смысла усваиваемых и творчески формируемых понятий (понятие диалогично по своей логической природе и по своей психологической для создания данности). Важно, однако, помнить, что речь идет о диалоге культур, общающихся между собой в контексте современной культуры.
М. М. Бахтин понимал диалог как универсальный метод исследования не только человеческой личности, но и всех видов духовной культуры человечества, когда культурная основа делает диалог живой потребностью повседневного быта людей. В процессе общения происходит диалог культур, который ускоряет и обогощает развитие каждой культуры. По мнению ученого, «истина не рождается и не находится в голове отдельного человека, она рожается между людьми, совместно ищущими истину, в процессе диалогического общения».
Диалог, в котором происходит узнавание и самоузнавание культур, взаимообогащение и стимулирование их развития, создает и сам фон, от качества которого зависит четкость контуров взаимодействующих систем. При этом межконфессиональные отношения, с одной стороны, могут рассматриваться как конкретный диалог культур, но, кроме того, в такой встрече культур есть богословский и бытовой уровни, каждый из которых обладает специфическими особенностями.
В контексте данной проблематики под диалогом культур необходимо понимать диалог конкретных национальных, этнических культур, получивших определенное конфессиональное выражение, однако в такой же мере подобное выражение может быть в отношении культур социальных слоев (городской и сельской), культур различных общественных систем и т.д.
Идея диалога как формы межкультурного взаимодействия позволяет рассматривать явление межконфессиональных отношений в системе культуры. При таком подходе диалог культур выступает аксиологичным основанием (диалог как ценность или признание ценности другого) решения межконфессиональных противоречий, а его цель – создание новой культурной среды, в которой догматические противоречия отступали бы на второй план и не мешали формированию общественного согласия последователей разных религий. Полифония культур, их самобытность, раскрывающаяся в диалоге, является реальностью современной цивилизации, поэтому осмысление межконфессиональных отношений как диалога культур позволит найти не только пути преодоления существующих противоречий, но и предотвращения возможных конфликтов в будущем.
Аскеров М.А.
Концепция государственной национальной политики Российской Федерации. Постановление Правительства РФ от 1 мая 1996 г. №547.
См.: Вопросы философии, Сб. статей, вып. 8., М., 2001. 404
См.: Библер В. С.Школа диалога культур: введение в программу // Теоретико- методологические и методические проблемы. М., 1994.
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979, С. 126.
Adminфактор укрепления мира и международной
безопасности
Крупное поражение коммунизма и кризис либерализма (чему в немалой степени способствовал не самый удачный эксперимент с внедрением его положений на постсоветском пространстве), лишили эти идеологии многих своих мобилизационных возможностей. Широкие массы населения различных стран отвернулись от них. Другое дело - религии. Во многих регионах Земли, особенно в Евразии они испытывают бурное возрождение. Их мобилизационный потенциал огромен.
И в прошлые эпохи проблема диалога между религиями имела немаловажное значение для обеспечения мира и международной безопасности. В эпоху глобализации она приобретает особенно глубокий смысл. Глобализация, с ее все более интенсифицирующимися обменами информацией, финансами, технологией рабочей силой между странами и континентами, требует мирных взаимоотношений между этносами, государствами и цивилизациями. Межэтнические и межрелигиозные конфликты несут серьезную угрозу нарушения глобальных экономических процессов. Межрелигиозный диалог в комплексе с другими мерами может в большой мере способствовать преодолению экстремизма и международного терроризма, сохранению политической стабильности, упрочению мира и международной безопасности на планете.
8.1. Понятие межрелигиозного диалога и его принципы
Межрелигиозный (межконфессиональный) диалог, как и диалог, политический - широкое понятие, включающее в себя разнообразные формы общения, взаимодействия различных религиозных сообществ. Речь идет не только о дискуссиях и переговорах, такой диалог вбирает в себя многие формы консультаций и соглашений, не исключает координации Действий по конкретным вопросам. Целью межрелигиозного диалога Должно быть преодоление конфронтации, обеспечение мирного сосуществования религий и религиозных объединений, а в идеале - организация доброго сотрудничества по различным вопросам, волнующим общество, среди которых одно из важнейших- обеспечение международ-ной безопасности, формирование культуры мира и ненасилия.
Религиозно-конфессиональный диалог возможен на самых различных уровнях. На уровне массы верующих разных вероисповеданий, живущих в одном обществе, он идет повседневно. На уровне религиозных объединений и служителей религий особенно активно он проходит по различным аспектам благотворительной и милосердной деятельности. На уровне конфессиональных сообществ и их центров организовать успешный межрелигиозный диалог сложнее, особенно по богословским проблемам. Участники потенциального межрелигиозного диалога в различной степени осознают наличие существенных расхождений в вероучениях своих религий. Подчас эти расхождения столь велики, что противоречия являются абсолютно непримиримыми и богословская дискуссия может привести к еще большему усилению противостояния.
Но религии - это не только учение и культ. Это также и организации и массы людей, исповедующих соответствующие учения. Поэтому в межрелигиозных отношениях, в отношениях между конфессиональными общностями всегда есть какой-либо общий интерес. Таких общих интересов особенно много между конфессиональными общностями, расположенными в одной стране. Межрелигиозный диалог начатый внутри страны, может стимулировать и обогатить аналогичный диалог на уровне международном. Смысл межрелигиозного диалога заключается в заинтересованном обсуждении важнейших жизненных проблем, волнующих общество, и в выработке по ним согласованных решений, открывающих перспективы совместных действий по их реализации. «Общее дело» в решении которого участвуют субъекты диалога, может не только вести к расширению и упрочению терпимости, но и увеличивать взаимное доверие. Практическое сотрудничество последователей различных вероисповеданий по достижению благородных целей не может не содействовать росту взаимопонимания между ними, а это в свою очередь может способствовать нахождению точек соприкосновения и в вопросах теологических.
Эффективность взаимодействия, да и само его налаживание во многом зависят от согласованных действий «верхов» и «низов». Организация контактов и сотрудничества на «нижних этажах» религиозных организаций, чаще значительно легче между общинами, нежели между руководящими органами конфессий, на уровне высшей религиозной власти. Объясняется это прежде всего тем, что повседневная жизнь рядовых верующих создает необходимость общения между последователями различных вероисповеданий, совместного решения различных возникающих проблем. К тому же миряне, составляющие религиозные общины, в меньшей степени, чем профессиональные религиозные деятели, скованы канонами,
вероучительными установками, подчас создающими препоны на пути взаимодействия между последователями различных конфессий.
В свое время это хорошо подметил известный русский религиозный философ С.Л. Франк. Он писал, что служителям религий сложнее заниматься «примирением вероисповеданий», чем мирянам, ибо их дело - «охранение святыни». Они связаны вероучением и традициями. В ином положении находятся миряне, они «черпают вдохновение из источников традиционной веры и из чуткого внимания к духовным нуждам своего времени». И именно они, по мнению мыслителя, и должны возглавить дело примирения и воссоединения исповеданий.1
Думается, наступило время прислушаться к этому мнению православного ученого. Миряне могут и должны стать главной движущей силой процесса гармонизации межконфессиональных отношений. Сегодня для этого существуют самые благоприятные условия. К религии обратились большие группы молодых, энергичных, образованных, широко мыслящих людей, понимающих важность взаимодействия между религиозными сообществами в интересах упрочения всеобщего мира и международной безопасности.
В литературе есть подход, в соответствии с которым содержание каждой религии (пли почти каждой) рассматривается через призму ее деления на три компонента. Первый роднит все религии: это общечеловеческие ценности. Второй содержит те специфические ценности, ритуалы и обряды, которые характерны только для данной религии. Третий включает положения, противопоставляющие данную религию другим религиям, провозглашающие и обосновывающие ее исключительность.
Некоторые ученые полагают, что для объединения людей разных вероисповеданий вокруг общечеловеческих ценностей, входящих в первый компонент, необходимо, чтобы они отказались от «третьего компонента». «Только в этом - путь к единению человечества, во имя решения глобальных проблем современности, только в этом - надежда на спасение человечества»,2 - пишет, например, П.Л. Каушанский в интересной книге «Религия и грозящая катастрофа».
Для организации взаимодействия между религиями и их последователями по проблемам, остро стоящим перед человечеством, едва ли целесообразно в столь категоричной форме ставить вопрос: охотников от-
" Франк С.Л. Духовные силы общества. - М, 1992. - С. 402-403. 2 Каушанский П.Л. Религия и грозящая катастрофа. Проблема единения религий перед лицом глобальных угроз современности. СПб. - 1994 - С. 69.
казаться от вероучительных положений относящихся к любому, в том числе, к «третьему компоненту» среди религиозных деятелей найдется немного, если вообще найдется. Другое дело - следование мораторию на критические выступления по вероучительным вопросам или на любые дискуссии по проблемам, затрагивающим содержание «третьего компонента». Консенсус в отношении такого моратория достаточно быстро может быть достигнут между участниками будущего диалога, если они будут проявлять толерантность друг к другу.
Одним из непременных условий межрелигиозного диалога является толерантность его участников и проявление уважения к вероисповеданиям сторон. Нетерпимость, выраженная по отношению к участнику межрелигиозного взаимодействия, а тем более неуважительное отношение к вероучению, приверженцем которого он является, неизбежно ведут к обострению межрелигиозных отношений.
Трудно, скажем надеяться на успех в организации мусульманско-хри-стианского межрелигиозного диалога, если его проводить на фоне тенденциозного сравнения отношения двух религий к вопросам войны и мира, которое дает ректор Санкт-Петербургской духовной академии епископ Константин (О.А. Горянов). «Высокая правда христианства в том, -говорит он, что война для нас - явление столь же ненормальное, как и грех... В исламе же, зарождавшемся много позже других мировых религий и именно как религии агрессии, война рассматривается как добродетель. Отсюда и пресловутые «восточные» зверства. Мало убить противника или взять его в плен, нужно живот распорот, голову отрезать, произвести еще какие-нибудь садистские действия. И это оправдывается практической этикой».3
Не служит нормальной организации мусульманско-христианского диалога и позиция, демонстрируемая в брошюре «Ислам и мусульмане. 40 вопросов об Исламе», выпущенной по инициативе Общероссийского политического общественного движения «Рефах», как наиболее любопытное «для немусульманского сознания». В ней черным по белому написано: «Ислам - это единственная религия, принимаемая Богом».
Что называется «масла в огонь» добавляют консервативные протестантские проповедники, пользующиеся огромной популярностью в
3 Что за кем стоит. Беседа ректора Санкт-Петербургской духовной академии епископа Константина (О.А. Горянова) с корреспондентам газеты «Фигуры и лица» В. Камша //Фигуры и лица. Приложение к «Независимой газете» от 27 июля 2000 г.
США, они не скупятся на самые грубые характеристики ислама. Так, небезызвестный основатель «Морального большинства Джерри Фолуэл назвал пророка Мухаммада «первым террористом». Бывший лидер «Христианской коалиции» Пэт Робертсон заявил, что пророк Мухаммад -«Фанатик с диким взглядом», а сын известного проповедника Билли Грэма Фрэнсис Грэм охарактеризовал ислам как дьявольскую религию.4
Несмотря на большое противодействие определенных сил, идея межрелигиозного диалога пробивает себе дорогу. Различного рода межрелигиозные встречи в «узком кругу» и на самых крупных форумах становятся фактом. Религиозные деятели и рядовые верующие все отчетливее понимают, что польза от постоянного диалога между религиями может быть огромной. Во-первых, такой диалог может способствовать устранению (или хотя бы сглаживанию) межрелигиозных противоречий, ввести идеологическое соревнование между религиями и конфессиями в цивилизованные рамки, что весьма положительно скажется на этнона-циональных отношениях и социально-политической стабильности.
Во-вторых, межрелигиозный диалог станет препятствием на пути радикалов из среды политиков и религиозных деятелей, нацеленных на использование мобилизационного потенциала религий для реализации своих политических амбиций.
В-третьих, межрелигиозный диалог поможет объединению усилий людей различных вероисповеданий и национальностей на борьбу против глобальных угроз, несущих беды человечеству.
В-четвертых, межрелигиозный диалог, поможет обществу осознать тот факт, что реальные причины, лежащие в основе религиозно-политического экстремизма и международного терроризма бесперспективно искать в том или ином религиозном учении. Тем самым будет облегчен поиск подлинных причин таких явлений, а следовательно, и средств и методов эффективной борьбы с ними.
Наконец, в-пятых, межрелигиозный диалог, дает импульсы не только для всеобщего осуждения проявлений религиозно-политического экстремизма и международного терроризма, но и для налаживания необходимой воспитательной работы, направленной на предупреждение подобных преступных деяний в будущем.
Любой диалог должен быть организован. Дело это не простое. Оно особенно сложно, когда речь идет о межрелигиозном диалоге. Наличие специальных координирующих органов и выработанных проце-
дур усиливает надежду на регулярность диалога и его результативность.
Межрелигиозный диалог выполняет ряд функций. Среди них важнейшие: информационная, коммуникативная, совместного анализа проблем, согласованного принятия решений.
Теперь о принципах межрелигиозного диалога. Принципы межрелигиозного диалога - это минимум исходных положений, принимаемых его участниками, не придерживаясь которых невозможно приступать к самому диалогу.
Первейшим их них является принцип толерантности. В данном контексте толерантность есть терпимое отношение последователей одной религиозно-конфессиональной общности к последователям других религиозно-конфессиональных общностей. Каждый придерживается своих религиозных убеждений и признает такое же право за другими. За долгие века противостояния религий и конфессий сформировалось кон-фронтационная психология, в плену которой продолжают находиться люди. Сила стереотипов конфликтного мышления столь велика, что для ее преодоления нужна большая и упорная работа. Терпимость во взаимоотношениях между представителям различных религиозных общностей является необходимым условием организации плодотворного диалога между религиями.
Исключительное значение для организации межрелигиозного диалога имеет принцип равноправия его участников. Добровольно договариваются лишь равные. Любая попытка поставить одного из участников диалога в привилегированное положение является препятствием для нормального течения диалога. Более того, попытка определить ту или иную конфессиональную общность богоизбранной (даже ссылаясь на священные тексты) может привести к срыву диалога. Нечто подобное, например, произошло на межрелигиозной конференции «Поиск путей мира и гармонии. Общая ответственность христиан, мусульман, иудеев», проходившей в Москве в октябре 2000 года. Когда один из докладчиков попытался убедить аудиторию в том, что иудеи являются избранным народом, ряд представителей других конфессиональных общностей сразу же высказались за прекращение диалога. Немало усилий понадобилось, для того, чтобы конференция продолжила свою работу.
Еще одним важным принципом межрелигиозного диалога является открытость его участников. Открытость - это нескрываемое от других искреннее выражение своей позиции, сочетающееся со стремлением слушать и слышать других, непредвзято воспринимая и оценивая их точку
зрения. Открытость вовсе не тождественна требованию отказа участников диалога от своих убеждений или уступки чужим убеждениям. Ее ценность в том, что она помогает субъектам диалога лучше уяснить взгляды друг друга, благоприятствует сопоставлению различных мнений, выявлению общих интересов и выработке согласованных мер по их реализации.
Конструктивный подход, нацеленность на позитивные результаты является еще одним необходимым принципом межрелигиозного диалога. Религиозный плюрализм, идейная конкуренция конфессий предполагает несовпадение позиций участников диалога. Настроенные на конструктивность субъекты диалога приходят при обсуждении общих проблем к принятию взаимно приемлемых решений на компромиссной основе. Разногласия устраняются путем согласований. Компромисс возможен и необходим в вопросах касающихся земного бытия, социально-политических установок и культурного разнообразия. Что касается различного подхода к вероучительным проблемам, разного понимания проблем спасения, то в этих вопросах рассчитывать на компромисс в обозримом будущем не приходится.
И здесь мы переходим к очередному принципу межрелигиозного диалога. Его можно сформулировать так: отказ от критического рассмотрения вероучительных вопросов. Начало полемики о преимуществах или недостатках того или иного религиозного учения означает конец диалога.
Соблюдение перечисленных принципов открывает возможности для организации межрелигиозного диалога на самых различных уровнях.
8.2. Межрелигиозный диалог как важный компонент диалога цивилизаций
Известные специалисты в сфере теории цивилизации Н. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби, С. Хантингтон обращают внимание на исключительную роль религий в формировании особенностей различных цивилизаций. Характеризуя цивилизации, многие авторы во главу угла ставят именно конфессиональный аспект. А. Тойнби, например, выделял пять живых цивилизаций: западно-христианскую, православно-христианскую, исламскую, индуистскую, конфуцианскую. Аналогичный подход характерен и для многих исследователей нашей страны. Так, известный российский политолог И.А. Василенко исходит в своем анализе из положения о существовании в современных условиях пяти ми-
ровых цивилизаций: конфуцианско-буддийской, индо-буддийской, исламской, западно-христианской и православно-славянской.3
И это не случайно именно мощные религиозные системы дали культурный, ценностный материал для формирования соответствующих цивилизаций. Религиозная традиция сплачивала большие группы людей в единое целое. И даже в случаях гибели государств, религиозные институты способствовали сохранению больших человеческих массивов в едином цивилизационном пространстве. Некоторые ученые полагают, что и в современных условиях именно религии представляют собой ядро цивилизаций. Как бы активно ни развивались в мире секуляризационные процессы, и в наше время большинство человечества остается под влиянием религиозных традиций, а значительная часть нерелигиозной части населения планеты идентифицирует свою культурную принадлежность с той конфессиональной культурой, которая является традиционной для его этноса.
Уже из сказанного можно сделать однозначный вывод о том, что диалог между религиями представляет собой важный компонент диалога между цивилизациями. Значимость межрелигиозного диалога для гармонизации межцивилизационных отношений, для сохранения и упрочения мира между народами огромна. И не только потому, что за религиями стоят многомиллионные народные массы, но и потому, что между религиями существуют глубокие идеологические противоречия, обострение которых чревато серьезными межнациональными конфликтами, которые многократно оборачивались громадными человеческими жертвами. Только в последнее десятилетие в таких конфликтах погибло более 5 миллионов человек.
Понимая исключительное значение преодоления межрелигиозных противоречий для сплочения общества и мирного будущего цивилизаций, многие мыслители прошлого выдвигали идею о необходимости объединения религий, а некоторые из них даже разрабатывали проекты создания единой общечеловеческой религии. Неосуществимость таких предложений, их утопический характер не останавливает энтузиастов и по сей день.
Проблема единой религии на полном серьезе рассматривается некоторыми авторами при анализе процессов глобализации. Так, генеральный директор Информационного аналитического агентства при управлении делами президента РФ А.А. Игнатов, анализируя основные тен-
денции мирового развития в XXI столетии, начинает с единой религии. По его мнению, в первоначальном виде такая религия появится не ранее, чем во второй половине начинающегося века. Автор убежден, что «Россия может и должна стать первым государством, где будет реализована политика интеграции мировых религий. В связи с этим он предлагает как можно скорее в законодательном порядке ввести понятие «государственная религия», к которой должны быть отнесены православие и ислам.6 Вот такие прогнозы и связанные с ними рекомендации, вынашиваются в серьезных учреждениях.
Мы же реалисты и поэтому должны вести речь не о создании единой религии, а о необходимости постоянного и разностороннего межрелигиозного диалога как действенного средства формирования взаимопонимания между народами и важного фактора укрепления мира и международной безопасности.
Вплоть до второй половины 80-х годов в различных странах, в том шсле в России, происходили многочисленные межрелигиозные конфе-знции, симпозиумы, собеседования. Их инициаторами были христианские и мусульманские религиозные организации. Несмотря на то, что, содействуя проведению этих встреч, политики преследовали свои цели, связанные с «холодной войной», само взаимодействие видных представителей различных деноминаций - и прежде всего христианства, ислама и буддизма - демонстрировало верующим и всем людям межрелигиозное согласие по многим животрепещущим вопросам современной жизни. Идеи межконфессионального и межнационального сотрудничества, разработанные на этих форумах, находили затем отражение в средствах массовой информации и в храмовых проповедях и, таким образом, оказывали благотворное воздействие на сознание последователей различных вероисповеданий, активизируя их взаимодействие и облагораживая их политическое поведение.
Если культурный и политический диалог между различными странами и народами после прекращения «холодной войны» значительно активизировался, то межрелигиозный (межконфессиональный) диалог заметно ослабел. В первую очередь, пожалуй, это относится к межхристианскому диалогу. Одна из важнейших причин состоит в обострении межрелигиозных (межконфессиональных) противоречий. «Холодная война» и связанная с ней угроза термоядерной катастрофы заставляли религи-
озных лидеров сдерживать эмоции, смягчать межрелигиозное противостояние во имя совместных поисков путей недопущения гибели человечества. Прекращение «холодной войны» устранило этот сдерживающий фактор. Религиозно-конфессиональное противоборство вспыхнуло с новой силой. Его усилению способствовал развал СССР, с чем было связано открытие огромного человеческого массива, рассматриваемого различными религиозными центрами как приоритетный объект миссионерской деятельности.
Даже межконфессиональный христианский диалог по мировоззренческим вопросам, продолжавшийся много лет по проблемам спасения, практически, зашел в тупик. «А для нас это не вопрос временной земной жизни, это вопрос вечной жизни, - говорит один из глубоко мыслящих сотрудников Московской патриархии, член Центрального Комитета Всемирного совета церквей о. Всеволод (Чаплин). - Большинство моих единоверцев считает, что люди, которые не принадлежат к Православной Церкви, эту жизнь не наследуют, и значит, противники экуменического движения могут сказать протестанту или католику: а зачем ты живешь, если ты не наследуешь вечную жизнь в силу того, что ты отпал от истинной церкви, а твой единственный путь, дающий какую-то ценность твоей жизни, - это через покаяние вернуться к нам. Пока эта проблема не решена, остается на очень глубоком уровне недопонимание между представителями различных конфессий. И, к сожалению, пока я не вижу путей разрешения этих противоречий».7
Так говорит религиозный деятель, более десяти лет участвующий в работе Всемирного совета церквей. При этом, по его мнению, с каждым годом энтузиазм у участников межхристианского диалога уменьшается, хотя, как известно, потребность в таком диалоге возрастает.
Среди религиозных деятелей самых разных направлений достаточно основательно распространяется убежденность в необходимости вести межрелигиозный диалог не столько по богословским вопросам, сколько по проблемам земного бытия. В Послании предстоятелей православных церквей «Празднование 2000-тетия Рождества по плоти Господа нашего Иисуса Христа», принятом в Вифлееме 25 декабря 1999 года / 7 января 2000 года, говорится: «... мы обращаем взор к прочим великим религиям, в частности, к монотеистическим религиям - иудаизму и исламу, намереваясь создать наиболее благоприятные предпосылки диалога с ними ради мирного сосуществования всех народов».
В упомянутом послании названы многие проблемы волнующие человечество, которые могут стать предметом межрелигиозного диалога и взаимодействия: «сосуществование и мирное сожительство различных культур», «губительность необдуманного эгоистического вмешательства в окружающую природную среду», «безработица, голод, увеличивающаяся пропасть между богатыми и бедными, тяжелые условия труда, торговля человеческой жизнью, неизлечимые болезни и тяжкие человеческие страдания», проблемы молодежи, семьи, соблюдения прав человека, агрессивный национализм, расизм и другие.
Широкий диапазон проблем, по которым предлагается вести межрелигиозный диалог достаточно убедительно свидетельствует о том, что он может внести существенный вклад в дело активизации диалога между цивилизациями, в особенности - способствовать воспитанию населения планеты в духе культуры мира и ненасилия.
Главное влияние межрелигиозного диалога на межнациональные отношения, их гуманизацию может идти через его воспитательное воздействие на людей. Такой диалог влияет на сознание людей разных национальностей и вероисповеданий в духе толерантности, ненасилия и культуры мира. Он приучает членов общества видеть в лице человека иной национальности и иного вероисповедания не чужака, которого следует опасаться, а равноправного партнера, заслуживающего доверия. Межконфессиональный диалог способствует формированию у населения уважения к религиозному плюрализму и культурному разнообразию.
К началу XXI века конфессиональный состав населения многих регионов планеты сильно изменился по сравнению с предыдущими столетиями. Крупные мусульманские общины стали неотъемлемой частью европейских стран. В то же время в целом ряде молодых независимых государств Евразии -бывших республик СССР, христианство превратилось в религию меньшинства, а ислам стал доминирующей религией. Если между этими религиозными общинами будет налажен постоянный доброжелательный диалог, они могут стать связующим звеном между соответствующими цивилизациями. История взаимоотношений между христианской и мусульманской общинами России может служить здесь наглядным примером.
Длительная совместная жизнь, мусульман и православных в одной стране, их постоянный диалог, способствовали взаимодействию и взаимному приспособлению их друг к другу, взаимовлиянию и взаимообогащению их культур, кристаллизации общих ценностей. По существу, фактом стало мусульманско-православное сотворчество новых форм
взаимоотношений между народами, давшее исходный материал для формирования теории евразийства. Упомянутое сотворчество предопределило также одно из главных отличий российской цивилизации от западной - отсутствие востокофобии. Во многом этим же объясняется и открытый для усвоения этих ценностей характер российской цивилизации. Мусульманское сообщество (умма) России является частью исламской цивилизации и одновременно представляет собой неотъемлемый компонент российской цивилизации. Мусульманско-христианский диалог, идущий внутри России в течение многих веков не только взаимно обогащает обе общины страны, но и способствует налаживанию взаимопонимания и сотрудничества между исламской и российской цивилизациями. Правда, политики подчас своими неразумными действиями могут наносить серьезный ущерб такому сотрудничеству.
8.3. Препятствия на пути межрелигиозного диалога
Как отмечалось, многие религиозные деятели хорошо понимают необходимость и важность межрелигиозного диалога в современных условиях и даже предпринимают определенные шаги для его налаживания, однако преодолеть препятствия, стоящие на этом пути им не всегда удается.
Среди факторов, затрудняющие организацию постоянного межрелигиозного диалога можно назвать:
а) политическую ангажированность многих религиозных лидеров;
б) стремление политиков использовать мобилизационный потенциал религий в борьбе за власть и привилегии;
в) серьезные внутриконфессиональные противоречия;
г) высокий уровень религиозной нетерпимости, проявляющийся среди значительной части верующих и религиозных наставников. Отсюда сильные изоляционистские настроения, наблюдающиеся в конфессиональных общностях.
Изоляционистски настроенная часть религиозных деятелей боится межрелигиозного диалога, опасаясь с одной стороны «потерпеть поражение» в ходе взаимодействия с другими конфессиональными общностями в сфере чисто богословской, а, следовательно, тем самым, усилить позиции своих идейных конкурентов. С другой же стороны они опасаются того, что такой диалог может привести к ослаблению в рядах единоверцев неприязни к учению конкурирующей религии, что может активизировать интерес к ней. Но, пожалуй, больше всего их беспокоит то обстоятельство, что в ходе диалога происходит взаимное влияние его
участников, которое расширяет их кругозор и побуждает уточнить (а может быть и изменить) представление об учении и практике «чужой» религии и по-новому взглянуть на свою религию. «Диалоговый принцип последовательно реализуется через преодоление эгоцентризма каждой из сторон, - отмечается в литературе. - Сомнение выступает при этом в качестве главного методологического принципа: сомнение перед лицом иной культуры, иного менталитета, иного мировоззрения».8
Чтобы «зло» пресечь, изоляционисты предпринимают достаточно разнообразные меры для предотвращения контактов с иноверцами. В качестве примера можно рассмотреть действия изоляционистов, имеющих достаточно сильные позиции в православии (и не только в русском православии). Именно такая категория рядовых верующих и представителей духовенства обвиняет церковных иерархов в ереси за то, что последние идут на контакты с инославными и иноверцами. Они же выступают за прекращение участия Русской православной церкви в экуменическом движении, и в частности, в деятельности Всемирного Совета Церквей (Грузинская и Болгарская православные церкви уже заявили о выходе из этой международной организации).
Требования изоляционистов негативно сказываются и на некоторых сторонах международной жизни, осложняя также проблему межрелигиозного диалога на глобальном уровне. Папа Римский Иоанн Павел II давно стремится с визитом доброй воли посетить нашу страну. Он получал на этот счет приглашения и от М.С. Горбачева и от Б.Н. Ельцина, во времена, когда первый стоял во главе СССР, а второй был президентом России, однако резко отрицательная позиция Московской патриархии препятствует реализации этих приглашений. И даже в 2001 году, когда 80-летний верховный понтифик посетил Украину и Казахстан, визит его в Россию, о котором он так мечтал, не состоялся.
Но изоляционистам и этого кажется недостаточно. Теперь они выступают против глобализации в целом, объявляя, ее антихристианской затеей. Участники «круглого стола» по проблемам глобализации, состоявшегося в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации 23 января 2001 года - депутаты Государственной Думы, священники, монашествующие и миряне - представители десяти епархий Русской православной церкви, а также представители православных общественных организаций в специально принятом Заявлении демонстрируют категорическое неприятие глобализации. «Глобализация - это
антихристианская идеология «-говорится в документе. Собравшиеся на встречу обращаются к представителям законодательной и исполнительной власти страны, и, прежде всего к президенту РФ В.В. Путину с просьбой «Создать комиссию при Совете Безопасности с целью определения вреда интересам России от участия в главных глобализационных проектах и разработки национальной альтернативы», а также всемерно содействовать разработке и принятию законов «обеспечивающих анти-глобализационную безопасность России и ее граждан».9
Да, глобализация - явление противоречивое. "Она имеет как позитивные, так и негативные стороны. Последние достаточно тесно связаны с глобальными проблемами человечества (экологическим и демографическим кризисами, международным терроризмом и т.д.). Остро стоит проблема неравномерного распределения благ и издержек, которые несет глобализация, однако это не значит, что нужно бороться против глобализации как таковой.
«Основы социальной концепции Русской православной Церкви» подчеркивают «неизбежность и естественность процессов глобализации», способствующих «активизации торгового, производственного, военного, политического и иного сотрудничества, необходимость которого диктуется естественным усилением международных связей и потребностью в совместном ответе на глобальные вызовы современности».10
Если под глобализацией понимать вестернизацию, то конечно против нее следует бороться. Необходимо защищать национальную культуру от негативного влияния «масскульта». Достаточно успешно это делают во Франции, Японии и в целом ряде других стран. Но глобализация и вестернизация - это вещи разные.
Извлекая максимум из преимуществ, которые дает глобализация и, не отказываясь от своих национальных ценностей Япония, Южная Корея, Китай, Сингапур, Тайвань добились мощного экономического прорыва, способствуя тем самым росту благосостояния своих народов, усилению патриотических чувств а, следовательно, и увеличению притягательности национальных культурных ценностей. По схожему пути хотят идти и многие другие страны.
Очевидно, российским политикам, ученым и религиозным деятелям, было бы правильнее не открещиваться от глобализационных процессов, а всемерно содействовать максимальному использованию тех преимуществ, которые могут дать эти процессы, ставя заслон всему негативному, что связано с более активным вхождением страны в глобальный мир. Важно при этом иметь в виду следующий вывод исследователей: «чем сильнее тенденции к универсализации и унификации внешних сторон жизни, тем люди склонны больше дорожить, такими внутренними, характерологическими компонентами, как традиция, религия, культура своего народа».11 Следовательно, не позиция самоизоляции, а именно глобализационные процессы могут стать мощным стимулом для сохранения и развития самобытной национальной культуры народов России.
Линия же на изоляцию страны от окружающего мира, которой придерживаются клерикальные и светские противники глобализации, может привести к плачевным результатам. Как пишет Алексей Арбатов, «эта дорога вроде бы ведет страну на круги своя, но в условиях мировой научно-технической и информационной революции - к беспросветной отсталости, полному упадку и забвению».12 Бесперспективность и даже вредоносность контрглобализационной политики осознается все более и более широкими кругами мировой общественности.
Приближение 2-го тысячелетия рождества Христова создавало прекрасную возможность для многочисленных межрелигиозных контактов с участием лидеров соответствующих конфессий, особенно христианских. Стремясь содействовать налаживанию межрелигиозного (межконфессионального) диалога папа Иоанн-Павел II заблаговременно высказал предложение провести в честь юбилея экуменическую ассамблею иерархов всех христианских церквей, а также встречу лидеров трех «небесных» религий - христианства, ислама и иудаизма.
Более того, в апостольком послании понтифика «Грядущее Третье тысячеление», опубликованном в ноябре 1994 года, говорилось о том, что первое тысячеление христианства было временем утверждения церкви и широкого распространения учения Христа, а второе тысячелетие прошло под знаком расколов и разделений. Папа высказал уверенность в том, что третье тысячелетие непременно должно привести к примирению всех верующих.
События, происшедшие в конце XX - начале XXI веков, не дают возможности надеяться на то, что прогноз папы может начать осуществляться в первом столетии третьего тысячелетия. Об этом же свидетельствует и нереализованность до сих пор призыва патриарха Московского и всея Руси Алексия II чтобы лидеры мировых религий дали политикам благородный пример взаимодействия по вопросам укрепления мира. Выступая в аэропорту Сараево 17 мая 1994 года во время встречи с патриархом Сербским Павлом и кардиналом Кухаричем из Загреба о проведении встречи православных патриархов, папы Римского и лидеров ислама, патриарх Московский и всея Руси Алексий II говорил: «Религиозные лидеры мира должны встретиться и засвидетельствовать, что территориальные конфликты на землях, населенных католиками, православными и мусульманами, не имеют, как в бывшей Югославии, так и в других горячих точках мира, религиозной основы, протянув друг другу руку дружбы, осудив практику религиозных войн, разрушение храмов, мечетей, святых мест, лидеры мировых религий должны подать пример согласия политикам».13
Со времени выдвижения упомянутых предложений прошло более 10 лет. Наступившее третье тысячеление со времени рождества Христова дало немало серьезных стимулов для встречи лидеров мировых религий. Однако такая встреча до сих пор не состоялась. И виной тому отнюдь не действия политиков.
Новая религиозная ситуация, сложившаяся в мире в последние десятилетия, усиление межконфесиональных и внутриконфессиональных противоречий, бурное проявление религиозно-политического экстремизма, переплетающегося с международным терроризмом, требуют от религиозных лидеров более активного взаимодействия в интересах обеспечения мира и международной безопасности.
8.4. Пути и средства активизации межрелигиозного диалога
Любой диалог может быть успешным, если у него есть инициирующее и организующее начало. На страновом уровне во многих регионах мира есть национальные межконфессиональные советы, такие как Межрелигиозный Совет России. От их активности зависит многое. Мэри Пат Фишер в книге «Живые религии» пишет: «В то время как одни люди
пытаются четко очертить границы своего вероисповедания, другие активно участвуют в межрелигиозном движении». По ее данным в мире в настоящее время насчитывается более 800 межрелигиозных организаций.14 Число таких организаций неуклонно растет. Растет размах и межрелигиозного диалога. Одной из последних крупнейших межрелигиозных встреч конца XX века было празднование столетия Парламента Мировых Религий, состоявшегося в Чикаго в 1993 году с участием многих тысяч религиозных деятелей из различных уголков земли. В связи с этой встречей председатель «Международного координационного комитета межрелигиозных организаций» Маркус Брейбрук заявил: «Трагический рост экстремизма и насилия делает необходимым усилия для установления межрелигиозного взаимопонимания и сотрудничества. Я надеюсь, что эти встречи... пошлют весть надежды по всему миру, чтобы призвать людей к духовным ценностям, на которых должно основываться мировое сообщество».15
В инициировании и поддержке межрелигиозного (межконфессионального) диалога важная роль принадлежит международным организациям (межгосударственным и неправительственным). Стремясь всемерно способствовать взаимопониманию между народами и государствами, ООН, ОБСЕ, Парламентская Ассамблея Совета Европы и другие международные межгосударственные организации активно поощряют диалог между цивилизациями, рассматривая межрелигиозный диалог как его составную часть. Именно в этом направлении ориентируют правительства и общества решения Генеральной ассамблеей ООН о провозглашении 1995 года - Международным годом толерантности, а 2000 года - Международным годом культуры мира, 2001 года - Годом диалога цивилизаций под эгидой ООН, 2001 -2010 годов - Международным десятилетием культуры ненасилия и мира в интересах детей планеты. В этом же ключе можно рассматривать ежегодные резолюции Генеральной ассамблеи ООН о взаимодействии с Организацией Исламская конференция.
Большие усилия по стимулированию межрелигиозного сотрудничества в интересах преодоления религиозной нетерпимости, агрессивного национализма и гуманизации межэтнических и межконфессиональных отношений предпринимает Совет Европы. Так, парламентская Ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) приняла специальные рекомендации, направ-
ленные на обеспечение лучшего взаимопонимания между христианами, мусульманами и иудеями: резолюцию 885 (1987) «О вкладе евреев в европейскую культуру» и рекомендации 1162 (1991) «О вкладе исламской цивилизации в европейскую культуру».
Большое внимание названным проблемам уделяется в рекомендации 1556 (2002) Парламентской Ассамблеи Совета Европы «Религия и перемены в Центральной и Восточной Европе». В этом документе делается вывод о том, что «две христианские культуры - Западная и Восточная -весьма мало знакомы друг с другом, а неведение является очень опасным препятствием на пути к объединению Европы... Наряду с этим приверженцы христианских традиций не проявляют особого интереса ни к еврейской культуре, которая является неотъемлемой часть европейского наследия, ни к исламской культуре, которая все более становится частью европейского ландшафта». Одновременно ПАСЕ обратила внимание Комитета Министров Совета Европы и европейскую общественность на то, что общественно-религиозные сдвиги в посткоммунистических странах ознаменовались появлением фундаменталистских и экстремистских тенденций, активными попытками использования религиозных лозунгов и религиозных организаций в процессе военной, политической и этнической мобилизации на службе воинствующего национализма и шовинизма, а также политизации религиозных организаций.
Парламентская Ассамблея рекомендовала Комитету Министров Совета Европы призвать правительства государств-членов Совета Европы, Европейский Союз, а также соответствующие власти и организации: гарантировать церквам, религиозным организациям, центрам и объединениям статус юридического лица, если их деятельность не нарушает права человека или международное право; предпринять эффективные меры с тем, чтобы гарантировать свободу религиозных меньшинств, особенно в Центральной и Восточной Европе, с особым упором на их защиту от дискриминации или преследования со стороны религиозного большинства или иных групп, практикующих агрессивный национализм и шовинизм;
Привлекать к ответственности в соответствии с нормами внутреннего
законодательства лиц, совершающих злоупотребления в отношении религиозных свобод;
Гарантировать религиозным организациям возврат имущества, нацио-
нализированного в прошлом, в случае если это невозможно, выплату справедливой компенсации; исключить возможность в приватизации национализированной церковной собственности;
Предложить посредничество в урегулировании конфликтов между ре-
лигиозными организациями;
Включить информацию об основных религиозных культурах и обычаях в школьную программу;
Поддержать деятельность неправительственных организаций, прово-
дящих работу в области укрепления взаимопонимания между религиозными группами и защиты религиозного культурного наследия;
Принять меры по обеспечению равного доступа к средствам массовой информации, образованию и культуре для представителей всех религиозных традиций;
Поощрять создание специальных центров развития межконфессиональных отношений, а также проведение самых разнообразных мероприятий с целью ознакомления населения с различными религиозными культурами Европы.
Эффективным стимулом для активизации межрелигиозного диалога, несомненно, явился Всемирный форум религиозных и духовных лидеров, проведенный под эгидой Организации Объединенных Наций в 2000 году. В этой связи религиозные деятели вносили предложения о создании при ООН Совета религиозного представительства. Во многих странах верующие, религиозные деятели и политики стали разрабатывать рекомендации для формирования такого Совета.
В предложениях, подготовленных московской общественностью для подготовителей рекомендаций рабочей группе по созданию Межрелигиозного Совета ООН, содержатся следующие идеи:
1. В Межрелигиозный Совет ООН должны входить как представители крупнейших религиозных объединений планеты, так и представители конфессиональных меньшинств.
2. Межрелигиозный Совет ООН должен быть сформирован на всемирном форуме религиозных лидеров.
3. Всемирные форумы религиозных лидеров, проводимые под эгидой ООН, целесообразно организовывать не через каждые десять лет, как сейчас установлено, а через каждые пять лет.
4. В задачи Межрелигиозного Совета ООН целесообразно включить осуществление, по меньшей мере, следующих функций:
а) мониторинг изменения религиозной ситуации в мире;
б) мониторинг состояния религиозной свободы в мире и соблюдения права человека на свободу совести;
в) анализ нарушений международно-правовых норм о свободе совести и
подготовка предложений по их устранению и предупреждению;
г) международно-правовая экспертиза национальных законодательных актов о свободе совести и свободе вероисповеданий;
д) информационно-аналитическая и научно-исследовательская деятельность по проблемам свободы совести и свободы вероисповедания;
е) пропаганда идей свободы совести и свободы вероисповеданий (путем проведения конференций, симпозиумов, подготовки, издания и распространения литературы, использования средств массовой информации, включая Интернет);
ж) организация межрелигиозного (межконфессионального) диалога на самых различных уровнях. Подготовка тем для диалога. Обобщение диалогического опыта и широкое распространение его результатов;
з) подготовка предложений для ООН и его учреждений по вопросам, имеющим отношение к проблемам свободы совести и свободы вероисповедания;
и) обеспечение возможности доведения до мирового сообщества проблем религиозных меньшинств;
к) подготовка проекта Всеобщей декларации принципов мирного сосуществования религий и религиозных объединений. Организация широкого обсуждения проекта и обеспечение принятия его на Всемирном форуме религиозных лидеров.
Можно надеяться, что если Совет религиозного представительства будет создан, он станет подлинным инициатором и координатором межрелигиозного диалога на самых различных уровнях, что может способствовать существенному увеличению вклада религий в дело укрепления мира, международной безопасности и дружбы между народами.
Среди различных неправительственных международных организаций, содействующих межрелигиозному диалогу, выделяется Международная Ассоциация религиозной свободы (МАРС) и ее отделения в различных странах. Прежде всего, следовало бы отметить, что сама Ассоциация и ее отделения открыты для участия и взаимодействия людей самых различных вероисповеданий и их объединений и уже в силу этого являются широкими форумами, создающими самые благоприятные условия для равноправного диалога различных религий и конфессий.
Наряду с утверждением и распространением принципа религиозной свободы и защитой прав человека исповедовать любую религию или не исповедовать никакой религии, Ассоциация и ее отделения придают огромное значение организации конкретного межрелигиозного (межконфессионального) диалога по актуальным проблемам жизни
общества. Об этом красноречиво свидетельствуют единодушно принятые 29 января 2000 года конференцией экспертов МАРСа «Руководящие принципы ответственного распространения религиозных взглядов и убеждений».
В документе подчеркивается, что растущая глобализация и усиление межрелигиозных и идеологических конфликтов делают настоятельно необходимыми конструктивные взаимоотношения между религиями. Среди руководящих принципов, выдвинутых в нем есть следующие, имеющие неоценимые значения для повышения социальной сплоченности, поддержки всеобщего равноправия и формирования культуры мира:
Религиозные объединения во взаимоотношениях между собой должны выражать свои взгляды со смирением, уважением и искренностью;
Честно и беспристрастно относиться к другим религиям и вероисповеданиям. Сравнивать идеалы своей религиозной группы с идеалами других религиозных групп, а не с приписываемыми им недостатками;
Ни в коем случае не высмеивать чужие верования, обычаи или проис-
хождение других людей;
Защищать права и большинства и меньшинства;
Не пользоваться нуждами неимущих и незащищенных членов обще-
ства, предлагая им материальную помощь с целью побудить их придерживаться или изменить свои религиозные взгляды и убеждения;
Избегать межрелигиозных конфликтов и антагонистического соперни-
чества, заменяя их диалогом в духе искренности и взаимного уважения;
Принимая во внимание свою ответственность за общее благо всех членов общества, религиозные организации должны объединить свои
усилия, направив их на улучшение справедливости и благосостояния,
укрепления мира между людьми и народами.
Что же касается Российского отделения МАРСа, то как отмечалось, еще в феврале 1997 года на представительной конференции, оно единодушно приняло Декларацию принципов мирного сосуществования религий и религиозных объединений в Российской Федерации, в которой, в частности, подчеркивается, что «мирное сосуществование религий - это не только отсутствие конфронтации между конфессиональными сообществами, но и активное их взаимодействие в интересах всех граждан страны, в целях гуманизации отношений между различными человеческими коллективами и консолидации российского общества».
8.5. Роль религиозных организаций в формировании культуры мира
Окончание холодной войны не ознаменовалось, к сожалению, наступлением спокойной мирной жизни на планете. Наряду с глобализацией экономики, политики, культуры наблюдается мощная волна этнонацио-нальных и межконфессиональных противоречий и конфликтов. Гибнут сотни и тысячи невинных людей. Особенно ожесточенно такие процессы проявляются в ряде регионов Азии, Африки, на территории бывшей Социалистической Федеративной Республики Югославия. Подобные конфликты не обошли стороной и нашу отчизну. Печальные события, происходящие на Северном Кавказе убедительное тому свидетельство. Но опасности подстерегают не только там. Заметное усиление национальной и религиозной нетерпимости наблюдается в различных регионах страны.
Межконфессиональная напряженность приобрела столь высокий накал, что становятся все более частыми выступления верующих против своих религиозных наставников, «посмевших» проявить нормальное, цивилизованное отношение к последователям инославных исповеданий. Когда епископ Новосибирский и Бердский Сергий (Соколов) отправил католикам Новосибирска поздравление в связи с освящением кафедрального собора, ревнители православия назвали его действия не иначе как вероотступничеством. А митрополита Владимира (Котлярова) за общение с католиками и протестантами иные православные верующие публично объявили еретиком.16
Причин такому развитию событий много. Они и в экономике, и в политике. Но они коренятся и в том, что в прошлом было слишком много различных противостояний, люди и их общности слишком часто оказывались в состоянии противоборства, в условиях войны. Войны были настолько частыми в истории человечества, что французский политолог Г. Бутуль писал: «война является одновременно дочерью, убийцей и матерью цивилизации».17 В результате очень основательно была разработана культура войны, культура взаимного уничтожения людей, чего нельзя сказать о культуре мира. И религии, к сожалению, внесли немалый вклад в этот негативный процесс. Об этом весьма определенно звучат результаты размышлений служителей религий.
Вот что писали, например, участники Всемирной конференции «Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы» (Москва, 10-14 мая 1982 года) в своем «Обращении к руководителям и последователям всех религий»: «Религии должны говорить смиренным голосом, отдавая себе отчет в том, что в прошлом они являлись соучастниками войн и насилий». Это был вывод почти 600 видных религиозных деятелей основных религий из 90 стран земного шара. Они писали: «Мы обращаемся к нашим братьям и сестрам различных религий с призывом не говорить и не делать ничего, что оскорбляло бы религиозные чувства или же законные и обоснованные права последователей другой религии. Мирное сосуществование и диалог между религиями столь же необходим, сколь и между странами».18
Учитывая такое положение лучшие умы человечества обратились в ООН с предложением заняться практически формированием культуры мира. И вот Генеральная Ассамблея ООН в 1997 году провозгласила 2000 год - Международным годом культуры мира. А лауреаты Нобелевской премии внесли предложение об объявлении Десятилетия культуры мира и ненасилия, начиная с 2001 года. ЮНЕСКО в свою очередь поставила задачу - стимулировать глобальное движение за создание культуры мира.
В нашей стране был создан Проект «Культура мира в России - год 2000». В концепции этого проекта записано, что успешное проведение Международного года культуры мира в России будет способствовать ее последовательному подключению к миростроительным усилиям и инициативам ЮНЕСКО. В более долгосрочной перспективе речь идет о содействии формированию в российском обществе устойчивой психологической ориентации на ненасилие и терпимость, на восприятие мира как позитивного процесса, тесно связанного с защитой прав человека и демократии, с взаимопониманием и солидарностью между всеми народами и культурами России. Такова суть Концепции Проекта «Культура мира в России - год 2000».
Генеральная Ассамблея ООН в конце 1998 года вновь вернулась к этой проблеме и приняла Декларацию культуры мира. В ней говорится, что культура мира есть сочетание ценностных установок, мировоззренческих взглядов, традиций, типов поведения и образов жизни, которые отражают и поощряют: а) уважение к жизни и ко всем правам человека;
б) оказание поддержки свободному потоку информации и обеспечению большей наглядности и отчетности в вопросах управления, а также при принятии решений по экономическим и социальным вопросам;
в) продвижение идеалов взаимопонимания, терпимости и солидарности
между всеми народами и таким образом, содействие уважению культурного разнообразия.
Культура мира-это не только осуждение войн, агрессии и призывы к прекращению враждебности и насилия. Культура мира предполагает решительное обязательство работать над построением мира, приемлемого для всех. Переход от культуры войны к культуре мира, среди прочего, означает умение сглаживать противоречия, учиться действовать совместными усилиями, преодолевая завалы прошлой конфронтационности.
Концепция культуры мира исходит из того, что различия, конкуренция, конфликты являются неотъемлемым элементом жизни современного общества. Поэтому она предлагает уважать разнообразие, преобразо-ВЬ1вать жесткую конкуренцию в сотрудничество, основанное на общих ценностях и целях, разрешать конфликты посредством диалога, взаимопонимания, терпимости, согласия и солидарности.
Культура мира - это великая цель, к достижению которой стремится мировое сообщество. Вместе с тем, это и процесс обучения, это глобальная школа, в которой люди учатся жить вместе, учатся терпимости, взаимопониманию, солидарности. Путь к культуре мира лежит через диалог народов, цивилизаций, религий. Но и диалогу, его умелой организации тоже следует учиться. Процесс формирования культуры мира и процесс развертывания и совершенствования диалога религий, диалога цивилизаций - диалектически взаимосвязанные процессы.
Концепция культуры мира базируется на основе реального анализа противоречий, которые существуют между государствами, религиями и цивилизациями. Она рекомендует избегать действий, которые могли бы вести к обострению этих противоречий и изыскивать любые возможности для их сглаживания, урегулирования. И диалог является одним из надежнейших средств решения этой задачи. Концепция культуры мира исходит из поощрения диалога, который открывает возможности для превращения жесткой конкуренции в сотрудничество. Любые конфликтующие стороны имеют хотя бы минимум совпадающих интересов, а это уже создает возможности для диалога.
Подлинный межрелигиозный диалог позволяет выявить общие ценностные установки, мировоззренческие взгляды, традиции. Для мировых религий таковыми являются многие из тех, которые лежат в основе
идей культуры мира: идея единства человечества, уважение прав и жизни каждого человека, свобода, терпимость, справедливость, солидарность, забота об окружающей среде. Это обстоятельство создает благоприятные возможности для сотрудничества различных религиозных общностей в миротворческой гуманитарной, экологической сферах, позволяет содействовать увеличению пространства справедливости и уменьшению неравенства, способствовать поощрению устойчивого экономического и социального развития, а также продвижению идеалов взаимопонимания, толерантности и солидарности между всеми цивилизациями.
Если вдуматься и оглянуться окрест, то мы увидим, что религиозные организации и служители религий уже немало сделали и делают для формирования культуры мира.
Предание анафеме Патриархом Московским и всея Руси Алексием II всех виновников кровопролития в октябре 1993 года в Москве - это вклад в формирование культуры мира, ибо в такой решительной форме порицается использование вооруженной силы в борьбе за власть. Единодушное осуждение всеми российскими конфессиями виновников чеченской трагедии - это тоже вклад в созидание культуры мира, ибо такая акция способствует внедрению в сознание российского общества плодотворной идеи о единственно возможном пути решения проблем, возникающих между федеральным Центром и субъектами Федерации - пути переговоров.
Более ста выступлений папы Римского Иоанна Павла II с покаяниями за грехи католической церкви, проявившиеся в инквизиции и крестовых походах, в преследованиях иноверцев и инакомыслящих, за гонения на ученых и отрицание достижений науки - это также несомненный и важный вклад в созидание культуры мира.
Когда христиане-адвентисты седьмого дня в своем «Рабочем курсе» записали принцип, гласящий, что если у члена религиозного объединения изменились убеждения и он не может быть в согласии с вероучением и деятельностью церкви, то он имеет не только право, но и ответственность изменить свое членство и следуя этому принципу с добрыми пожеланиями отпускают такого верующего в другую конфессию, то -это тоже вклад в формирование культуры мира и в дело взаимопонимания между последователями различных вероисповеданий. Это проявление высокого уважения права человека на духовное самоопределение.
Что еще могут сделать религии в интересах формирования культуры Мира? Они могут многое сделать для снижения уровня ксенофобии и
насилия в обществе. Своей проповедью, повседневной воспитательной работой религиозные организации могут способствовать тому, чтобы люди стали приверженцами таких ценностей как мир, свобода, равноправие людей разных национальностей и вероисповеданий, уважение к человеческому достоинству и этническим традициям, солидарность всех людей доброй воли. А это важнейшее условие межэтнического и межрелигиозного согласия.
Активизация разностороннего межконфессионального взаимодействия в экологической и гуманитарной сферах, в формировании экологической нравственности у верующих может стать также заметным вкладом как в устойчивое развитие страны, так и в созидание культуры мира.
Сейчас на местах создаются центры культуры мира. В них видное место занимает учебный курс «Профилактика этноконфессиональных конфликтов» Религиозные организации могут помочь в создании их программ с учетом местных условий. Служители религий могут украсить работу центров своими выступлениями по проблемам межконфессиональных отношений, по освещению роли и места религиозных организаций в деятельности по регулированию межэтнических конфликтов, по нравственному воспитанию населения. Вполне возможно создание в центрах культуры мира секций межконфессионального сотрудничества. Религиозные организации могли бы внести ощутимый вклад в проведение «Недель культуры мира» в школах и других учебных заведениях.
Думается, было бы целесообразно организовать в духовных учебных заведениях различных конфессий чтение циклов лекций, а со временем и спецкурсов по проблемам культуры мира.
Выше было сказано о покаянии. Однако покаяния, приносимые папой Римским и другими деятелями католической церкви воспринимаются положительно далеко не всеми современными религиозными деятелями и политиками. Характерна в этом отношении позиция известного американского политика Патрика Бьюкенена, выраженная им в нашумевшей книге «Смерть Запада». «Возможно, раскаяние открывает путь на небеса, но здесь, на земле оно творит преисподнюю, - пишет П. Бью-кенен. - История учит, что пинают ту собаку, которая скулит. Кто примкнет к религии, священники которой ходят в рубашках, посыпают голову пеплом и каются в грехах давно минувших столетий».19
Американскому политику нет дела до того, что покаяния являются не только
осуждением преступлений против человечности, совершенных в
прошлом, но и своеобразным зароком, клятвенным обещанием, что ничего подобного не будет допущено впредь. Он не верит в то, что признание собственных грехов и раскаяние в них и есть стремление перейти на более высокую этическую ступень, более того, он даже задается вопросом: «или это всего-навсего очередное доказательство утраты христианами веры в истинность своей религии и в ее превосходство?»20
П. Бьюкенен является сторонником другого, твердого подхода. Он призывает: «Если Запад рассчитывает на долгую жизнь, ему следует как можно скорее возродить «задорный дух юности». Ибо заложено в природе вещей, что государства и религии делятся на властвующих и подвластных. Времена мнимого равенства - всего лишь периоды затишья, перемирия, передышки в вечной схватке. «Homo homini lupus est», - отчеканил римский комедиограф Плавт. Человек человеку волк».21 Чтобы не было сомнений в том, что надо понимать под «задорным духом юности», автор книги восхищенно излагает: «Воинственность, жертвенность, нетерпимость - вот характерные признаки молодой религии и любого другого молодого цивилизационного феномена... Христианство, покорившее мир, вовсе не было «робкой» религией, и проповедники христианства отнюдь не внушали новообращенным представления о равенстве всех религий. Есть только одна истинная вера; все прочее - от лукавого».22
После прочитанного невольно возникает вопрос: не призывает ли П. Бьюкенен возродить в XXI веке все то, за что приносят покаяния папа Римский и другие католические религиозные деятели?!
П. Бьюкенен недоволен, что христиане США становятся все более терпимыми к другим религиям. «Лишь 42% американцев по-прежнему считает христианство единственно истинной религией. В 1996 году 62% протестантов и 74% католиков сказали, что для них все религии одинаково значимы,23- пишет он.
По существу, П. Бьюкенен переносит идею лидирующей роли США во взаимоотношениях с другими государствами и на межцивилизацион-ные и на межрелигиозные отношения. «Согласно Первой поправке (к Конституции США), люди имеют право на свободу вероисповедания, -пишет он, - однако в высшей степени нелепо делать отсюда вывод, что
все веры и религии равноправны. И цивилизации тоже не равноправны... Западная цивилизация и западная культура превосходят все остальные. .. Американцы составляют 4% мирового населения и обладают 30% мировой экономической и военной мощи, им попросту не пристало рассуждать о равноправии наций и государств».24
По существу, П. Бьюкенен излагает программу борьбы против концепций культуры мира и диалога религий и цивилизаций. И он далеко не одинок в подобном противостоянии чаяниям мирового сообщества. Из этого следует, что переход от культуры войны к культуре мира и ненасилия потребует огромных усилий как от политиков и религиозных деятелей, так и от огромной армии так называемых «простых» людей, которые не хотят повторения ужасов мировых и локальных войн, и идеалом которых является всеобщий мир и благоденствие всех народов.
Статьи по теме: | |
Цветы, растущие в воде: обзор лучших
Декоративный пруд зачастую ассоциируют с украшенной прибрежной линией и... Простые и вкусные бутерброды на праздничный стол
Ну какой же праздничный стол без бутербродов? Мы все уже настолько... История развития тхэквондо
Хотя истоки боевых искусств покрыты тайной, нет сомнений, что с... |