Остров возрождения - секретный полигон бактериологического оружия ссср. Остров Возрождения или остров Смерти

Умирающим Аральское море стало давно. Еще во второй половине 70-х годов прошлого века десятки километров солончаков и серого песка отделили бывший берег от зеркала воды. Где-то в те поры наш вездеход, лавируя между озерцами солончаковой топи, добрался наконец-то до понтонного катера. Мы пересели и поплыли к видневшейся на горизонте узкой полоске суши.

Напрасно идем, товарищ генерал-майор, - доложил прапорщик, командир катера, - не пустят нас на остров, там с этим строго.

Как это не пустят, мне Командующий лично приказал, - возмутился (хотя и соврал!) генерал Королев.

А они никому не подчиняются, совершенно секретная организация там, - сокрушенно пробормотал прапор.

И в самом деле, не успели мы даже приблизиться к бетонному причалу, как от него отвалил бронекатер и круто пересек нам путь.

Кто такие? - прогремел мегафон

Генерал-майор Королев, начальник инженерных войск ТуркВО, ответил прапорщик.

Немедленно разворачивайтесь, иначе открываю огонь! - зарычал мегафон и счетверенные стволы зенитной установки угрожающе уставились в наш катеришко. Чувствовалось, что здесь не шутят, и под яростную матерщину генерала мы отправились восвояси, к полосе песков.

Генерал кипел. Его радушно встречали на самых закрытых «площадках» испытательных полигонов Сары-Шагана, Сары-Озека и Эмбы, а от какого-то вшивого острова отогнали пулеметами. В лагере он немедленно позвонил начальнику штаба ТуркВО генерал-лейтенанту Будаковскому.

Ну и правильно сделали. Нечего тебе на этом острове делать. Они там обезьян чумой травят. До саперных генералов еще не дошли. Да и по части захмеления там тебе не обломилось бы, - ехидно заключил начштаба, хорошо знавший замашки Королева.

Так бесславно завершилась попытка начинжа ТуркВО проинспектировать таинственный остров Возрождения, самый большой на Арале. В то время генерал - да и никто из нас - не знали, что на острове находится один из самых секретных объектов «империи зла» - главный испытательный полигон зловещего ведомства, готовившего биологические средства войны. Место было выбрано как нельзя более подходящее: умирающий Арал вполне гармонировал с тем, чем занимались на острове с именем, прямо противоположным его страшному предназначению.

Биополигон на острове Возрождения: свидетельства

Испытательная биологическая площадка на острове Возрождения в Аральском море действовала еще в 1936-37 годах. Впоследствии биополигон возобновил свою работу в 1954 году. Здесь находился военный городок Кантубек (Аральск-7), где проживало 1,5 тыс. человек. На острове в 1980-е был построен уникальный аэродром, состоящий из четырех бетонных взлетно-посадочных полос в виде розы ветров, позволявший взлетать при любой погоде. Это был самый крупный полигон, где методом распыления и подрыва испытывали бактериологическое оружие на основе сибирской язвы, чумы, туляремии, Ку-лихорадки (Q fever), бруцеллеза, сапа, других особо опасных инфекций. Символично - за сорок четыре года существования секретный гарнизон так и не обзавелся своим кладбищем. Здесь функционировал крематорий и железобетонный глубокий саркофаг.

Есть достоверные данные, что на острове биологическое оружие опробовали на заключенных. Приведу свидетельство одного из них, которому удалось выжить: «На острове Возрождения я находился с 77-го по 81-й. Все эти годы, что я находился на острове, на мне проводили эксперименты. Программа испытаний была разнообразна. В моем корпусе в основном проводились опыты на мозге и психике, воздействуя рецептурами. Но основные эксперименты проводились на женщинах. Их беременных куда то вывозили. Многие женщины умирали, от чего и по какой причине тоже не знаю... Эксперименты с боевыми рецептурами проводились в основном на острове Комсомольский. В 78-м году привезли сразу же очень много заключенных (больше 100 человек), на второй день их всех отправили на остров Комсомольский. Затем туда отправляли зеков много раз. Дальнейшую их судьбу я не знаю, но оттуда не возвращались никогда...».

А вот свидетельство бывшего солдата: «Весь остров был разбит на участки, и на каждом требовался особый допуск. Я работал рядом с аэродромом - большие самолеты садились и взлетали каждый день. Но как только машина заходила на посадку, нас загоняли в казармы и держали взаперти по нескольку часов. Что или кого привозили на остров, знать нам не полагалось - вдоль посадочной полосы становились солдаты с автоматами, не пропускавшие к самолетам даже офицеров, не имевших допуска. Но часовые рассказывали: мол, сегодня привезли столько-то зеков, ну, тех, кто приговорен к расстрелу. За мою службу таким образом на остров доставили их много сотен. И ни один не вернулся...».

Таким образом, сегодня нет сомнений для каких зловещих целей был предназначен остров с таким романтическим именем. Вполне невинно называлась и организация, к которой он принадлежал - «Биопрепарат», огромная научно-производственная структура, разрабатывавшая и изготовлявшая биологическое оружие массового поражения. Работы по его созданию в СССР начались в 1933 году в специально учрежденном научно-исследовательском институте Наркомата обороны.

Подготовка СССР к тотальной биологической и химической войне

Все эти годы его задачи оставались прежними, но в 1973 году, наряду с этим НИИ, стала функционировать мощная «Система Огаркова», названная по имени первого ее руководителя генерала Всеволода Огаркова. В систему входили 18 научных институтов с 25 тысячами сотрудников, 6 заводов и крупное хранилище в Сибири.

Важнейшим предприятием, где осуществлялись разработка и опытное производство биологического оружия избирательного действия, являлся 19-й военный городок - особо секретный объект Минобороны, расположенный в южной части Свердловска. Структура самого предприятия состояла из НИИ и собственно завода, расположенного глубоко под землей.

В конце 1960-х - начале 1970-х годов государство приступило к разработке принципиально нового вида биологического оружия. Специалисты за колючей проволокой 19-го городка решали сложнейшую задачу, поставленную в рамках подготовки СССР к тотальной химической и биологической войне: синтезировать принципиально новые штаммы вирусов, которые убивают мужчин в расцвете сил: от 17 до 45-55 лет. Они переносились аэрогенным путем, были устойчивы в широком спектре температуры воздуха и при попадании в организм давали внешние признаки и симптомы воспаления легких. Новый штамм зашифровали как «Сибирскую язву».

Открытия военных микробиологов были особенно глубоко засекречены после подписания в 1972 году Советским Союзом Конвенции о запрещении разработки и производства биологического оружия.

События 1979 года и последовавшая за тем волна неприкрытого вранья и спекуляций заставляет вновь вернуться к далекому прошлому. Только в 1990 году общественность узнала, что в ночь с 3-го на 4-е апреля 1979 года через одну из вытяжных систем произошел аварийный выброс микробиологического облака.

Был ли это случайный взрыв, история умалчивает, но получилось так, что один из районов Свердловска в одночасье превратился в испытательный полигон Минобороны СССР. Уже днем 4 апреля появились первые больные и умирающие среди рабочих и военнослужащих 32-го городка. Начиная с 5 апреля, включая май и даже июнь, в районе аварии умирало ежесуточно по 5-10 человек. Смерть косила в основном мужчин в возрасте от 17 до 55 лет. Но умирали и женщины. Повышенная смертность в Свердловске наблюдалась всё лето 1979 года. Общие потери от этого чудовищного эксперимента по испытанию оружия на живых людях не оценены до сих пор.

Символично, что и теперь официально поддерживается версия Свердловского обкома партии (который возглавлял в то время будущий первый президент России Борис Ельцин) о распространении инфекции от дохлой коровы, зараженной Сибирской язвой. Ни одно официальное лицо России не признало факт производства Советским Союзом сексоизбирательного биологического оружия. Хотя преобладание погибших мужчин в расцвете сил - факт, не требующий доказательств.

Могильники антракса

Весной 1988-го года в разгар горбачевской перестройки в Вашингтон поступили разведданные о том, что Советский Союз, вопреки Конвенции 1972-го года, производит так называемый антракс, боевой агент сибирской язвы - идеальное биологическое оружие. Этот микроорганизм способен образовывать споры, предохраняющие его от воздействия окружающей среды. В таком виде он может жить бесконечно длительное время, продолжая заражать людей. Тонны антракса, накопленного в СССР, необходимо было уничтожить во избежание крупного международного скандала. Соблюдая особую секретность, специалисты военного предприятия под Екатеринбургом погрузили антракс в специальные емкости из нержавеющей стали и залили их хлорной известью. Смертоносный груз был размещен в 24-х вагонах и проделал путь до Аральска. Затем контейнеры захоронили в 11 могильниках на острове Возрождения.

Соединенные Штаты вплоть до 1992-го года не знали, что Советский Союз проводил в Средней Азии захоронения антракса.

Полуостров смерти

В 1992-м президент Борис Ельцин издал указ о закрытии полигона, воинский контингент был передислоцирован, биолаборатория - демонтирована, часть оборудования военные вывезли за пределы острова, а часть осталась захороненной на острове. Люди бросили в домах всю мебель и даже телевизоры. Нетронутыми оставлены два автопарка: новенькие грузовые «ЗИЛы», «Кировец», другие трактора, мастерские, склады запчастей, продовольствия и обмундирования. С 1993 года остров Возрождения, который территориально относится к Узбекистану и Казахстану, фактически был отдан в руки любителей легкой наживы, автомобильная техника, электростанции были разграблены. Еще через 3 года американцы по приглашению узбекской стороны тайно побывали на острове и взяли пробы антракса из могильников. Результаты этого исследования повергли всех в шок. Споры антракса, несмотря на мощную дезинфекцию и почти 10 лет пребывания в могильнике, полностью не погибли. Недавние проверки подтвердили это.

Заброшенный полигон в Аральском море и сегодня считается самым крупным кладбищем биологического оружия в мире. В настоящее время северо-восточная часть Аральского моря высохла полностью. Остров Возрождение на юге соединился с плато Устюрт, т.е. с материком и превратился в полуостров. Нетрудно предположить, что имеющаяся между ним и материком перемычка позволяет легко мигрировать «на большую землю» зараженным животным и посещать его любопытным и мародерам. Между тем в настоящее время с каждым годом опасность распространения инфекции может усугубляться, так как Аральское море быстро мелеет, и, соответственно, бывший остров увеличивается в размерах и превращается в полуостров Смерти.

13

Почти 45 лет на богом забытом острове посреди Аральского моря существовал советский центр по испытанию биологического оружия. Жилой городок со школой, магазинами, почтой, столовой, научные лаборатории и, естественно, полигон, где проходили широкомасштабные испытания смертельно опасных биологических агентов, включая сибирскую язву, чуму, туляремию, бруцеллез, тиф. В начале 1990-х после распада СССР военные бросили в аральских песках и город, и полигон.

Еще в конце 1920-х годов командование Рабоче-крестьянской Красной армии озаботилось выбором места для размещения научного центра по разработке биологического оружия и полигона для его испытания. Задача распространить пролетарскую революцию на весь мир по-прежнему стояла на повестке дня, а снаряды со смертоносными штаммами внутри могли ускорить строительство государства рабочих и крестьян планетарного масштаба. Для этой благой цели необходимо было подобрать относительно крупный остров с удаленностью от берега не менее 5-10 километров. Подходящую кандидатуру искали даже на Байкале, но в конце концов решили остановиться на трех объектах: Соловецких островах в Белом море и одиночных островах Городомля на озере Селигер и Возрождения в Аральском море.

Основным довоенным центром изучения этой важной проблематики стал расположенный в Тверской области остров Городомля, находившийся в относительной близости от столицы СССР. В 1936-1941 годах именно здесь разместилась переведенная из суздальских монастырей и подчинявшаяся Военно-химическому управлению РККА 3-я испытательная лаборатория, главный советский центр по разработке биологического оружия. Однако Великая Отечественная война убедительно показала, что подобные учреждения впредь следует создавать куда дальше от границ СССР с вероятными противниками.

Остров Возрождения подходил для этой задачи идеально. Этот безлюдный клочок суши в Аральском море, бессточном соленом озере на границе Казахстана и Узбекистана, был открыт в 1848 году. Безжизненный архипелаг, где отсутствовала пресная вода, по какой-то невообразимой причине назвали Царскими островами, а его составные части - островами Николай, Константин и Наследник. Именно Николай, оптимистично (а может, и с иронией) переименованный в остров Возрождения, стал после войны сверхсекретной советской базой-полигоном по испытанию поставленных на службу родине смертельных заболеваний.

Этот остров площадью около 200 квадратных километров с первого взгляда удовлетворял всем требованиям безопасности: практически необитаемые окрестности, равнинный рельеф, жаркий климат, малопригодный для выживания патогенных организмов.

Летом 1936 года здесь высадилась первая экспедиция военных биологов во главе с профессором Иваном Великановым, отцом советской бактериологической программы. Остров забрали из ведения НКВД, выселили отсюда сосланных кулаков и в следующем году провели испытания некоторых биоагентов, созданных на основе туляремии, чумы и холеры. Работы осложнились репрессиями, которым подверглось руководство Военно-химического управления РККА (Великанов, например, в 1938 году был расстрелян), и были приостановлены на время Великой Отечественной войны, чтобы вновь возобновиться с еще бо́льшим усердием после ее окончания.

В северной части острова был построен военный городок Кантубек, официально именовавшийся Аральск-7. В общем и целом он был похож на сотни других своих аналогов, возникших на просторах Советского Союза: полтора десятка жилых домов офицерского состава и научного персонала, клуб, столовая, стадион, магазины, казармы и плац, собственная электростанция. Так Аральск-7 выглядел на снимке американского спутника-шпиона конца 1960-х.

Рядом с поселком построили и уникальный аэродром "Бархан", единственный в Советском Союзе имевший четыре взлетно-посадочные полосы, напоминающие своим расположением розу ветров. На острове всегда дует сильный ветер, порой меняющий свое направление. В зависимости от текущей погоды самолеты садились на ту или иную полосу.

В общей сложности здесь находилось до полутора тысяч военных и их семей. Это была, в сущности, обычная гарнизонная жизнь, особенностями которой были разве что особая секретность объекта и не слишком комфортный климат. Дети ходили в школу, их родители - на службу, вечерами смотрели кино в доме офицеров, а на выходных устраивали пикники на берегу Аральского моря, которое до середины 1980-х еще действительно было похоже на море.

Кантубек в пору своего расцвета.

С ближайшим городом на "большой земле", Аральском, осуществлялось морское сообщение. Баржами сюда доставляли и пресную воду, которую потом хранили в специальных огромных резервуарах на окраине поселка.

В нескольких километрах от поселка был построен лабораторный комплекс (ПНИЛ-52 - 52-я полевая научно-исследовательская лаборатория), где, помимо прочего, содержались и подопытные животные, становившиеся главными жертвами проводившихся здесь испытаний. Масштаб исследований иллюстрирует следующий факт. В 1980-е специально для них в Африке по линии Внешторга СССР закупили партию из 500 обезьян. Все они в конечном итоге стали жертвами штамма микроба туляремии, после чего их трупы сожгли, а образовавшийся прах закопали на территории острова.

Южную часть острова занимал собственно испытательный полигон. Именно тут подрывались снаряды или распылялись с самолета патогенные штаммы на основе сибирской язвы, чумы, туляремии, Ку-лихорадки, бруцеллеза, сапа, других особо опасных инфекций, а также большое количество искусственно созданных биологических агентов.

Расположение полигона на юге обуславливалось характером преобладающих на острове ветров. Образовавшееся в результате испытания аэрозольное облако, фактически оружие массового поражения, относилось ветром в противоположную от военного городка сторону, после чего в обязательном порядке проводились противоэпидемические мероприятия и дезактивация территории. Жаркий климат с регулярной сорокаградусной жарой был дополнительным фактором, обеспечивавшим безопасность военных биологов: большинство бактерий и вирусов погибали от длительного воздействия высоких температур. Все специалисты, участвовавшие в испытаниях, проходили и обязательный карантин.

Одновременно с послевоенной активизацией военно-научных работ на острове Возрождения советским руководством было положено незаметное на первых порах начало экологической катастрофе, приведшей в конечном итоге к колоссальной деградации Арала. Основным источником питания озера-моря были Амударья и Сырдарья. В общей сложности эти две крупнейшие реки Средней Азии поставляли в Арал около 60 кубических километров воды в год. В 1960-е годы воды этих рек начали разбираться мелиоративными каналами - было решено превратить окрестные пустыни в сад и выращивать там такой нужный народному хозяйству хлопок. Результат не заставил себя ждать: урожай хлопка, конечно, вырос, но Аральское море начало стремительно мелеть.

В начале 1970-х годов количество речной воды, доходившей до моря, сократилось на треть, спустя еще одно десятилетие в Аральское море стало поступать только 15 кубических километров в год, а в середине 1980-х этот показатель вовсе упал до 1 кубокилометра. К 2001 году уровень моря понизился на 20 метров, объем воды уменьшился в три раза, площадь водной поверхности - в два раза. Арал разделился на два не связанных между собой больших озера и множество маленьких. В дальнейшем процесс обмеления продолжился.

Площадь острова Возрождения с обмелением моря начала столь же стремительно увеличиваться - и в 1990-е выросла практически в 10 раз. Царские острова сначала слились в один остров, а в 2000-е он соединился с "большой землей" и превратился, по сути, в полуостров.

Окончательно "похоронил" испытательный полигон на острове Возрождения распад СССР. Оружие массового поражения превратилось в малоактуальную в постсоветских реалиях сущность, и в ноябре 1991 года военно-биологическая лаборатория Аральск-7 была закрыта. Население поселка было эвакуировано в течение нескольких недель, вся инфраструктура (жилая и лабораторная), техника были брошены, Кантубек превратился в город-призрак.

Место военных быстро заняли мародеры, по-своему оценившие оставленные армией и учеными богатства бывшего сверхсекретного научного центра. Все, что представляло хоть какую-либо ценность и при этом поддавалось демонтажу и транспортировке, было с острова вывезено. Кантубек-Аральск-7 стал труднодостижимой мечтой любителей заброшенных городов.

Улицы городка советских военных биологов, где еще два с небольшим десятилетия назад размеренно текла гарнизонная жизнь.

Жилые дома.

Дети уже никогда не пойдут в эту школу.

Резервуар для пресной воды, доставлявшейся с "большой земли".

Бывший магазин Военторга.

В отличие от чернобыльской зоны отчуждения, находиться здесь можно без риска для здоровья. Биологическая угроза куда менее живуча, чем радиация, хотя экологи все равно бьют в набат из-за продолжающих существовать на территории бывшего полигона могильников с останками умерших в ходе испытаний животных.

Однако порой пейзажи все равно напоминают окрестности столь далекой украинской Припяти.

Остров Возрождения со своей загадочной сверхсекретной историей и апокалиптическим настоящим не мог не заинтересовать разработчиков компьютерных игр, угодив в один из эпизодов Call of Duty: Black Ops.

Обмелевшее Аральское море открывает широкий простор для ведения геологоразведочных мероприятий. Уже в 1990-е здесь открыли месторождения нефти, газа, редких цветных металлов. Их активная разработка, с одной стороны, и превращение острова Возрождения в полуостров, с другой, делают все более и более вероятным контакт все большего количества людей с территорией военной биологической лаборатории.

И хотя военные и гражданские власти утверждают, что все необходимые меры безопасности в отношении бывшего полигона были своевременно приняты, остается только догадываться, что еще может скрывать в своих недрах остров Возрождения и насколько неприятными для человечества могут быть эти сюрпризы.

Фото: Михаил Колеватов и Александр Афанасьев

Один из самых известных снимков полигона на Острове Возрождения, сделанный американским разведывательным спутником KH-9 HEXAGON в разгар Холодной войны.

23 года назад президент РФ Борис Ельцин своим указом закрыл один из самых секретных военных объектов Советского Союза. Расположен он был в крайне удаленном и малонаселенном регионе, тогда еще огромной страны - на острове в центре Аральского моря, который до сих пор называется Остров Возрождения.

Известно, что на этом полигоне проводились эксперименты в сфере создания, производства и испытания одного из самых варварских видов ОМП - биологического оружия. И вот уже нет Аральского моря, остров тоже исчез, превратившись в часть материковой пустыни, а полигон все эти 23 года живет своей странной жизнью призрака.

Казахстанский журналист и блогер Григорий Беденко опубликовал уникальные материалами из своего архива, которые возможно, как-то объяснят феномен объекта «Аральск-7».

Идея создания в СССР научного центра по разработке биологического оружия возникла еще в 1920-х годах. Военные уже тогда начали мыслить масштабно и заигрывать с оружием массового поражения. В 1915 году в районе городка Ипр 4-я германская армия впервые применила распыление хлора из баллонов. Бактериологическое оружие имело гораздо более давнюю историю — например, в античном мире чумные трупы перекидывали через стены осажденных городов, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. А попытку с помощью холеры изменить мир в 1894 году Герберт Уэллс описал в рассказе «Похищенная бацилла».

Для научного центра требовалось место, которое было бы достаточно удалено и изолированно от других населенных пунктов. С одной стороны, это — требования секретности, с другой — безопасности. Идеальным вариантом стал бы остров. Было отобрано три «кандидатуры»: один из Соловецких островов в Белом море, остров Городомля на озере Селигер и остров Возрождения в Аральском море. Остановились на Городомле. Здесь в 1936—1941 годах разместился главный советский центр по разработке биологического оружия — подчинявшаяся Военно-химическому управлению РККА 3-я испытательная лаборатория. Ранее она занимала один из суздальских монастырей.

После Великой Отечественной войны стало ясно, что подобные учреждения следует размещать как можно дальше от границы. Следующим местом дислокации бактериологической лаборатории стал остров Возрождения, бывший Николай.

Вот таким было Аральское море в 60-е годы 20-го века. Красная стрелочка указывает на Остров Возрождения. Тогда его площадь составляла 260 квадратных километров, остров был изолирован от обитаемых мест десятками километров водной поверхности и очень суровой безлюдной пустыней. Интересный факт, остров открылвыдающийся русский географ Николай Бутаков в 1848 году и назвал его в честь императора Николая Первого. Современное название этого места появилось чуть позже. Там и располагался самый секретный советский полигон.

Николаем этот остров площадью около 200 кв. километров был назван в честь императора. Открыли его вместе с двумя другими островами — Наследником и Константином — в 1848 году. По каким-то неведомым причинам архипелаг назвали Царским. До революции местные жители и промышленники занимались здесь рыболовством, охотой, добывали соль, вывозили на материк саксаул и т.д. После 1917 года все это хозяйство было национализировано, и колхозными методами полностью загублено. Население острова сократилось до 4-5 казахских семей, инфраструктура — до нескольких построек.

В 1924 году народу прибыло — на острове Возрождения был создан Краевой изолятор специального назначения, в котором отбыло наказание 45 заключенных, осужденных за разбой и бандитизм. В отчете начальника изолятора говорится, что остров удобен как для рыболовства, так и для занятия скотоводством, так как почва хорошо подходит под пастбища.

А вот так Аральское море выглядит сейчас. Воды практически не осталось, островов тоже. Белая линия обозначает государственную границу РК и Узбекистана.

Изолятор специального назначения был ликвидирован в 1926 году. Вместо него отрылся изолятор краевого значения, рассчитанный на 400 заключенных. Однако и он был закрыт в 1929-1930 годах. Никаких загадочных причин. Просто маховик советской репрессивной машины все ускорялся, численность заключенных увеличивалось, а это требовало создания мест заключения другого формата.

В 1936 году на острове Возрождения высадилась экспедиция военных биологов во главе с отцом советской бактериологической программы, профессором Иваном Великановым. Исследователи провели испытания биоагентов на основе туляремии, холеры и чумы. Дальнейшие разработки были приостановлены из-за репрессий. Профессора Великанова расстреляли в 1938 году.

Потом началась война. Испытательная лаборатория была эвакуирована с острова Городомля сначала в Кирова, затем в Саратов и, наконец, на остров Возрождения. С 1942 года здесь стал действовать биохимический полигон «Бархан» — 52-я полевая научно-исследовательская лаборатория (ПНИЛ-52) — войсковая часть 04061. Затем в северной части острова построили военный городок Кантубек, официально именовавшийся Аральск-7.

Между бывшим Островом Возрождения на юге и полуостровом Куланды на севере, где сейчас находится одноименный казахский аул, остался лишь маленький пролив. А ведь еще в начале нулевых от Куланды до полигона надо было плыть на лодке по меньшей мере 3 часа, а потом еще 60 км ехать на машине. Об этом чуть позже.

Испытательный полигон занимал южную часть острова. Испытания заключались в подрыве снарядов и распылении с самолета штаммов, разработанных на основе сибирской язвы, чумы, бруцеллеза, туляремии, Ку-лихорадки, сапа и других смертельно опасных инфекций. Штаммы производились на предприятиях оборонного комплекса в Свердловске, Кирове, Загорске, Степногорске.

В планируемой зоне поражения солдаты срочной службы расставляли клетки с подопытными животными или привязывали их к кольям. Рядом устанавливались «пылесосы» — специальные приборы с трубчатыми фильтрами, которые позволяли концентрацию бактерий в той или иной точке. После распыления те же солдаты в костюмах химзащиты собирали животных и отправляли их в лабораторию. Все это очень напоминало процедуру испытаний «грязной бомбы» на островах Ладожского озера .

Вот как описывается испытание на острове Возрождения в книге бывшего научного руководителя программ по разработке биологического оружия и биозащиты в СССР, а затем инициатора ликвидации этих программ Кена Алибека «Осторожно! Биологическое оружие!»: «На унылом, открытом всем ветрам островке у берегов Аральского моря сидят около сотни обезьян, которые привязаны к столбам, вытянувшимся длинными параллельными рядами чуть ли не до самого горизонта. Глухой хлопок нарушает тишину, и в точке взрыва появляется густое облако дыма горчичного цвета. Увидев его, животные в испуге начинают пронзительно кричать и метаться, натягивая удерживающие их привязи. Обезьяны пытаются спастись, прикрывая голову, пряча нос и рот. Но животные обречены: вскоре они умрут».

Обезьян выбрали потому, что их органы дыхания более всего похожи на человеческие. Обезьян в Аральск-7 поставлял сухумский питомник, но для некоторых экспериментов приходилось доставать животных и за границей. В 1980-х годах по линии Внешторга СССР в Африке была закуплено и через сеть подставных фирм доставлено на остров Возрождения 500 мартышек. На них испытали штамм сибирской язвы Антракс-836 и специально выведенные «боевые» бактерии чумы. Своей смертью животные доказали, что разработанные штаммы способны «пробить» защиту вероятного противника. По расчетам, распыление 100 килограммов спор сибирской язвы в густонаселенных городских районах способно уничтожить около 3 млн человек.

Испытания проводились также на кроликах, овцах и лощадях. Их специально для «лабораторных нужды» выращивали на полуострове Куланды, расположенном неподалеку.

Большая вода осталась только в Северном Арале, который превратился в автономный водоем, благодаря постройке Кок-Аральской дамбы. Сделано это было, чтобы хоть как-то возродить на казахстанской части Арала рыболовство. Но это одновременно был и окончательный приговор морю.

Есть предположения, что только экспериментами на животных дело не ограничилось. На эту мысль наводят странного вида бараки, которые примыкали к расположенной в нескольких километрах от Аральска-7 лаборатории.

«Необычен и загадочен лабораторный корпус и прилегающие к нему бараки, — пишет собственный корреспондент газеты «Труд. Ташкент» Валерий Бирюков в статье «Тайны острова Возрождения» («Труд», 25 октября 2001 года). — Судя по хорошо сохранившимся надписям и табличкам, в других бараках в основном жили женщины. Причем, судя по условиям их содержания, это, скорее всего, были заключенные. В самом лабораторном корпусе несколько помещений, похожих на смотровые кабинеты, оборудованы гинекологическими креслами. Соседняя с ними комната имеет лишь одну герметически закрывающуюся дверь. С потолка, не доходя до пола примерно метр, опускается труба из нержавеющей стали. Еще в одной комнате складировано несколько десятков прекрасно выполненных мужских и женских манекенов с гнущимися руками и ногами. Сохранились богатая библиотека по биологии и огромный склад всевозможных колб и специальной посуды. Железные двери в большинство подвальных помещений заварены и не открыты по сей день. Всюду разбросаны сейфы самых разных размеров.

…Между поселком и лабораторным корпусом находится странный, похожий на котельную объект, однако никаких котлов там нет. От резервуаров в сторону лабораторного корпуса уходят три трубы, окрашенные в разные цвета. Странно, но за сорок четыре года существования секретный гарнизон так и не обзавелся своим кладбищем. Здесь функционировал крематорий».

А вот теперь самое интересное. Полигон «Аральск-7», или поселок Кантубек, как он именовался на всех картах, находится здесь (показано стрелочкой).

На полигоне и в лаборатории творились страшные вещи, а город Аральск-7 в это время мирно жил или мирно спал. Он ничем не отличался от других советских закрытых городов: полтора десятка жилых домов, столовая, клуб, магазины, стадион, казармы, плац, электростанция. Население Аральска-7 достигало 1500 человек — военные, ученые, другие специалисты и их семьи. Дети ходили в школу, их родители на службу. Солдаты занимались строевой подготовкой на плацу. Вечерами в доме офицеров показывали кино, на выходных на берегу Аральского моря устраивались пикники.

С «большой землей» остров соединяло морское и воздушное сообщение. Пресная вода, продукты и оборудование доставлялось сюда баржами. Оборудованная еще в 1949 году взлетно-посадочная полоса впоследствии превратилась в аэродром «Бархан». Это уникальное для СССР сооружение имело четыре взлетно-посадочные полосы. Выбор той или иной полосы определялся в зависимости от того, какой ветер дул. Остров Возрождения отличался сильными ветрами.

Кстати, местная роза ветров служила защитой для Аральска-7 от биологической угрозы. Месторасположения полигона было выбрано так, чтобы ветер сразу относил образовавшееся в результате испытания аэрозольное облако в противоположную от военного городка сторону. Правда, говорят, в 1972 году был случай, когда из-за внезапного порыва ветра двое рыбаков попали в чумное облако. Оба погибли.

Кроме того, на полигоне проводились обязательные противоэпидемические мероприятия и дезактивация территории. Все участники испытаний проходили обязательный карантин. Дополнительной страховкой служил жаркий климат. Большинство бактерий и вирусов не выдерживали длительного воздействия местных температур. Поэтому, как правило, испытания проводились ближе к вечеру. Слой холодного воздуха, который накрывал прогретую землю, удерживал бактерии, тем самым, снижая риск переноса заразы за пределы полигона.

Защиту сверхсекретного острова от чужих глаз обеспечивали непрерывно курсировавшие по морю военные катера и патрульные машины на суше. Лабораторный корпус и полигон опоясывали несколько рядов колючей проволоки.

На снимках из космоса полигон можно распознать по так называемой «звездочке». Это уникальный полевой аэродром, построенный из 4-х бетонных полос. Создание такой особенной конструкции было продиктовано очень переменчивыми ветрами на острове. Т.е. транспортный самолет мог приземлиться здесь практически в любых погодных условиях.

В буквальном смысле Аральск-7 закрылся в 1992 году. С одной стороны, все сложнее стало обеспечивать секретность. В результате экологической катастрофы Аральское море стремительно мельчало, в 1990-х годах площадь острова Возрождения увеличилась почти в 10 раз. Охранять такую обширную территорию стало все сложнее.

Другая причина, более серьезная — это распад СССР. В 1990 году уже упомянутый нами Кен Алибек передал президенту страны Михаилу Горбачеву записку с предложением закрыть программу биологического оружия. Горбачев ответил согласием и ликвидация началась. Она проходила в 1990-1991 годах.

Население было эвакуировано в течение нескольких недель. Люди покидали Аральск-7 с самым необходимым, оставлял мебель и даже главную ценность того времени — цветные телевизоры. Была брошена и техника — новенькие грузовики и трактора, запчасти к ним, а также лабораторное оборудование. Из оборудования вывезли только самое ценное. Опасные штаммы или уничтожили, или законсервировали в могильниках.

Некоторое время Аральск-7 пустовал. Потом в него потянулись мародеры.

В 1998 году на остров Возрождения посетили экологи, эпидемиологи и геологи. Среди эпидемиологов были американские специалисты. Общий вывод, который они сделали: никакой угрозы, ни бактериологической, ни экологической это место не представляет. Сегодня остров Возрождения превратился в полуостров. Бывший секретный город лежит в руинах. Ничего ценного здесь не осталось. Но кто знает, что здесь храниться под землей. Военные не слишком охотно делятся своими тайнами.

Полигон состоял из трех основных зон: 1 - аэродром; 2 - жилая зона; и находящаяся на значительном удалении от этих объектов, абсолютно закрытая - лабораторная зона 3. В нескольких километрах от полигона находилась пристань, куда приходили корабли и баржи с грузами, необходимыми для жизнедеятельности полигона.

На этом изображении видно, что бетонные плиты со всех четырех полос аэродрома убраны.

Некоторые плиты аккуратно сложены в сторонке. Это уже следы работы мародеров. После ухода с полигона военных, он фактически остался заброшенным и без охраны, чем и воспользовалось местное население и криминальные элементы. Полигон грабили, вывозя оттуда самое ценное, с середины 90-х до начала нулевых. А ценного там было очень много…

Административная и жилая зона полигона. Почти половина всех строений находится там, где всегда и находилась. Кое-какие строения разрушены наполовину, остальные разрушены полностью.

1 - солдатские казармы и штаб полигона. 2 - жилая зона, многоэтажные дома для офицеров и членов их семей.

Котельная полигона. Для лабораторного комплекса требовалось много пара - работали автоклавы для стерилизации оборудования. И это при том, что источников питьевой воды на острове не было, она завозилась специальными баржами, а затем поступала на полигон по специальному трубопроводу. Он был сделан из таких сплавов, которые не подвергались коррозии. Впоследствии все трубы были вывезены с острова мародерами.

Частично разрушенная лабораторная зона. Она находилась в двух километрах от административной, и была полностью изолирована несколькими рядами колючей проволоки

Трехэтажное здание главной лаборатории. Именно здесь и проводились основные и самые опасные эксперименты, связанные с биологическим оружием.

А теперь мы предлагаем вашему внимаю уникальное видео, снятое во время моего посещения полигона в 2001-м году. Все вышеперечисленные объекты сняты с земли. Можно сделать вывод, что за 14 лет почти ничего на полигоне не изменилось. Оператор Хасен Омаркулов.

Вообще, информации, связанной с Островом Возрождения в сети можно найти немало. Однако, вся она разрозненная, а из-за полного отсутствия каких-либо официальных данных полигон-призрак оброс огромным количеством всевозможных домыслов, порой, самых невероятных. Поэтому, мне хотелось бы прежде всего прокомментировать то, что нам удалось снять. Я прошу прощения за не очень хорошее качество скринов с видео, однако, следует учесть, что оно единственное в своем роде. Здесь подробно снято внутреннее устройство главного лабораторного комплекса. Возможно, этот как-тот прольет свет на то, какие работы проводились на полигоне.

Итак, путь на полигон начинается с экс-полуострова Куланды, где расположен крупный аул и довольно большая для этих забытых Богом мест конеферма. Разводят здесь и верблюдов

Известно, что основные виды экспериментов с ОМП проводились на лошадях. И лошадей этих на полигон поставляла конеферма Куланды.

А это уже сам Остров Возрождения - пристань для кораблей и барж, доставлявших сюда всевозможные грузы и пресную воду.

После развала Советского Союза полигон стал «собственностью» двух новых независимых государств: пристань на острове и база поддержки «Чайка», расположенная недалеко от Аральска (сейчас от нее ничего не осталось - разнесли по кирпичику местные жители), отошли к Казахстану. Аэродром, административная и лабораторная зона полигона стали частью территории Узбекистана.

Фактически наши мародеры орудовали на территории соседнего государства, причем совершенно безнаказанно. Полигон почти 10 лет, начиная с 1992-го года, когда оттуда был эвакуирован личный состав, никем и никак не охранялся.

Кстати, и попали мы туда, договорившись с «бригадиром» местных сталкеров. Условие было одно - не снимать их. Разбирали сооружения полигона две команды - одна работала на острове, вторая вывозила стройматериалы, трубы, солярку и прочие полезные вещи в сторону Аральска. Местные рыбаки на своих старых моторных лодках перевозили все это через пролив. В 2001-м году по нему нужно было плыть примерно три часа. Остров соединился с материком, где-то к 2009-му году. У сталкеров было по меньшей мере два высокопроходимых грузовика - трехмостовый «Урал» на Куланды и cтарый брошенный военными «ГАЗ-66» на острове. Его сталкеры восстановили до эксплуатационного состояния, завезя на остров запчасти.

Полигон прикрывали военные катера.

Патрульный катер проекта Т-368 с порядковым номером 79 построен в 1973 году. Это одна из модификаций советских катеров-торпедоловов. Предприятие Г-4306 - Сосновский судостроительный завод. Расположен в городе Сосновка Кировской области РФ. Завод стоит на берегу реки Вятки, притока Волги. На Аральское море, по всей видимости, катер попал по железной дороге с одного из каспийских портов.

А на этих самоходных баржах на Остров Возрождения доставляли пресную воду.

Административная зона полигона.

Загадочное помещение с очень сложной системой забора воздуха и вентиляции. Можно предположить, что здесь стояли мощные дизель-генераторы. По всей видимости, они давали энергию для полигона.

Аллея с уличным освещением в административной зоне.

Останки мощного компрессора.

Здание, построенное 1963 году.

Это был офицерский клуб и кинотеатр по совместительству. Вообще, история полигона началась еще в далеких 30-х годах, когда на Острове Возрождения высадилась экспедиция под руководством знаменитого русского бактериолога Ивана Великанова. Его задачей было исследовать возможность применения бубонной чумы в качестве средства уничтожения живой силы противника. Впоследствии этим весьма успешно занимались в Китае японские захватчики, ставя там над людьми совершенно чудовищные эксперименты. А профессора Великанова в 1937-м году арестовало НКВД, и работы были свернуты вплоть до начала Холодной войны. Так что, на полигоне несколько, так сказать, культурных слоев.

Узел связи полигона.

На Острове Возрождения были военный госпиталь и поликлиника.

Арка на входе в жилую зону полигона.

Двухэтажное здание детского сада. Военные микробиологи жили на Острове Возрождения с женами и детьми.

Жилая зона полигона - добротные дома из силикатного кирпича. Они сохранились лучше всего.

Вид на административную зону с крыши жилого дома. Видны солдатские казармы и здание штаба.

Административная зона также состояла из однотипных одноэтажных щитовых домиков.

Очевидно, пик исследований по тематике биологического оружия пришелся на конец 70-х, начало 80-х годов. Именно тогда, количество военных специалистов и членов их семей, постоянно проживающих на Острове Возрождения, достигло по разным данным 1500 человек. Для этих людей была создана максимально комфортная по тем временам и в тех условиях обстановка. Находились они весьма в двусмысленном положении. Во-первых, в 1972-м году Советский Союз присоединился к так называемому «Пакту Никсона». Этот международный документ запрещал исследование, разработку и испытание всех видов ОМП на основе биологического оружия. Однако, исследования тайно проводились, как в США, так и в СССР.

Табуретка так и осталась стоять на балконе офицерской квартиры. Настоящей катастрофой для людей, работавших на острове стал 92-й год, когда полигон был закрыт президентским указом. Эвакуация персонала происходила столь стремительно, что военные побросали в квартирах все крупногабаритные вещи - мебель, телевизоры, стиральные машины, холодильники и т.п. Вполне вероятно, что людям обещали скорое возвращение на остров, которого так и не произошло. А все самое ценное досталось мародерам.

Кроме личных вещей военных на полигоне фактически брошенными оказались склады ГСМ, автотранспорт и многое другое. Правда, как говорят, сталкеры, запасы продуктов питания оказались непригодными к употреблению, так как были засыпаны хлоркой и залиты лизолом. Перед уходом с полигона военные провели масштабную дезинфекцию всех объектов.

А это уже подземелья главного лабораторного комплекса. Здесь стояли мощные автоклавы для температурной обработки оборудования.

Все мылось и стиралось в обычных чугунных ваннах, правда, кроме двух кранов с холодной и горячей водой, к ним был подведен третий - с дезинфектантом.

Эти зловещие конструкции представляют собой так называемые «взрывные камеры». Принцип был таков: помещение было разделено на две части - «грязное» и «чистое». В оба можно было попасть только пройдя санпропускник с душем из дезинфектанта. В одной части камеры открывался затвор, туда по специальным направляющим заводилась клетка с подопытным животным. Затем затвор закрывался, производилось заражение животного биологическим агентом в виде аэрозоля. После с «грязной» стороны специалисты принимали клетку, и далее проводили наблюдения за ходом болезни.

«Взрывные камеры» находятся на втором этаже комплекса в полностью изолированном помещении с герметичными дверями.

А это помещение представляет собой «каменный мешок» - три санпропускника ведут в комнату без окон.

Здесь стоит камера, типа 5 K-НЖ, под номером 254, выпущенная в 1974 году. Такие устройства используются для работы с радиоактивными материалами. Специалисты «Аральска-7», очевидно, приспособили ее для биологических экспериментов.

Через этот затвор в камеру подавались материалы для экспериментов.

Знак биологической угрозы на герметичной двери второго этажа.

В этих шкафах, по всей видимости, производилась расфасовка биологических агентов. Это могла быть, например, вакцина от особо опасной инфекции.

А вот это, пожалуй, самое интересное изображение! На двери в еще один «каменный мешок» написано следующее: «Опасно! Т - 37, Т +27». Cпециалисты говорят, что температура в минус 37 градусов по Цельсию оптимальна для хранения штаммов бубонной чумы, а плюс 27 - спор сибирской язвы или антракса. Вот в какой-то степени и объяснение, с чем именно работали на полигоне. Граффити в левом верхнем углу двери - это уже новый «культурный слой». Его оставили сталкеры.

Военные покидали полигон так быстро, что даже не успели «замести следы», оставив таблички с фамилиями и инициалами ответственных за тот, или иной участок.

За мужской санпропускник был ответственен офицер Миронин А.В.

А за опасную печь №6 В. П. Душаев. Что сжигали в этой печи, можно только догадываться.

А вот еще любопытная надпись. В лаборатории работали и солдаты-срочники. Сейчас им уже по 46 лет. Наверное, они многое могли бы рассказать об этом месте, но, по всей видимости, находятся под практически пожизненной подпиской о неразглашении.

Помещение для экспериментов - толстый иллюминатор, как на атомной электростанции, центрифуга, ванна и какого-то непонятного назначения стальной ящик с мощным замком. Все выкрашено в неприятный защитный цвет.

Вот так главный лабораторный комплекс выглядит изнутри…

…а вот так - снаружи…

Что нам еще известно об этом загадочном месте?

В период с 95-го по 98-й годы на Острове Возрождения побывала американская разведывательная миссия, с целью собрать максимальное количество данных и образцов с полигона. За это американская сторона выделила властям Узбекистана 6 миллионов долларов.

И еще немного информации про полигон. В 2002—2003 годах группа специалистов Казахского научного центра карантинных и зоонозных инфекций (который, кстати, находится под патронажем Соединенных Штатов) высаживались на Остров Возрождения с целью поиска захоронений сибирской язвы. Однако, результаты экспедиции сразу же были засекречены. Определенного вида работы, по всей видимости, там проводились вплоть до 2008-го года, когда Узбекистан, опять-таки на американские деньги и под чутким американским руководством, якобы начал поиски месторождения нефти и газа в районе острова. Аналогичные изыскания проводила и казахстанская сторона. Затем, когда там ничего не нашли, тема была закрыта.

По некоторым данным работы были связаны не с нефтью и газом, а именно с ликвидацией захоронений антракса. Однако, подтвердить, или опровергнуть это никто не может. Официальные органы снова все закрыли, а добиться какой-то информации от Узбекистана можно примерно с тем же успехом, что ожидать гласности по ракетной программе Северной Кореи.

Где-то к 2010-му году в СМИ проскользнула информация, о том, что захоронения уничтожены. Но она снова никем не подтверждена. Ну, и наконец, также была информация, что казахстанские специалисты будут мониторить бывший полигон вплоть до 2014-го года. Одновременно, очевидно, были приняты меры по искоренению сталкерства на Острове Возрождения. В Аральске сегодня расположена пограничная застава, к делу подключилась и местная прокуратура. По всей видимости, то же самое проделала и узбекская сторона.

Однако, во всей этой истории есть какая-то недосказанность. И события последнего десятилетия это подтверждают.

2003-й год. Эпидемия атипичной пневмонии (SARS) буквально косит людей в Китае. В разных странах мира от этой загадочной болезни, от которой нет ни вакцины, ни лекарств погибают несколько тысяч человек. Ученые (на официальном уровне) ломали себе голову, почему безобидный коронавирус, не поражающий человека, стал столь агрессивен по отношению к этому биологическому виду. На неофициальном - речь шла о биологическом оружии: коронавирус прошел процесс генной модификации. В него вмонтировали частичку ДНК очень опасного для взрослых людей заболевания - кори. И что интересно, дети атипичной пневмонией не болели. В результате, вирус исчез так же загадочно, как и появился. Причем, без всяких последствий. А теперь вспомним, какое крупнейшее мировое событие произошло в 2003-м году - вторжение США в Ирак с целью свержения режима Саддама Хусейна. И во всем мире проходили многотысячные антивоенные акции на улицах городов.

Простое совпадение?

2007-й год. Очередная эпидемия вирусного заболевания, от которого невозможно защититься - птичий грипп. Наиболее агрессивным оказался штамм Н5N1. И тут, по чудесному стечению обстоятельств, единственное эффективное средство борьбы с инфекцией оказывается у единственной в мире фармацевтической компании, швейцарской F.Hoffmann-La Roche, Ltd - это препарат под названием «Осельтамивир» с торговой маркой «Тамифлю». Ее доходы в считанные месяцы вырастают до астрономических сумм.

И, наконец, 2014-й. В юго-западном регионе Африки людей сотнями в день косит геморрагическая лихорадка Эбола. Кстати, название свое она получила в честь реки Эболы, которая течет в Заире. Именно там впервые был выявлен вирус, который хоть и считался опасным, но не настолько, чтобы представлять собой угрозу мирового масштаба. Что первым делом сделали США и Россия? Направили в пораженные страны своих военных микробиологов с целью изучения последствий заболевания, а может быть чего-то еще…

Почти 45 лет на богом забытом острове посреди Аральского моря существовал советский центр по испытанию биологического оружия. Жилой городок со школой, магазинами, почтой, столовой, научные лаборатории и, естественно, полигон, где проходили широкомасштабные испытания смертельно опасных биологических агентов, включая сибирскую язву, чуму, туляремию, бруцеллез, тиф. В начале 1990-х после распада СССР военные бросили в аральских песках и город, и полигон.

Источник:

1. Еще в конце 1920-х годов командование Рабоче-крестьянской Красной армии озаботилось выбором места для размещения научного центра по разработке биологического оружия и полигона для его испытания. Задача распространить пролетарскую революцию на весь мир по-прежнему стояла на повестке дня, а снаряды со смертоносными штаммами внутри могли ускорить строительство государства рабочих и крестьян планетарного масштаба. Для этой благой цели необходимо было подобрать относительно крупный остров с удаленностью от берега не менее 5-10 километров. Подходящую кандидатуру искали даже на Байкале, но в конце концов решили остановиться на трех объектах: Соловецких островах в Белом море и одиночных островах Городомля на озере Селигер и Возрождения в Аральском море.

2. Основным довоенным центром изучения этой важной проблематики стал расположенный в Тверской области остров Городомля, находившийся в относительной близости от столицы СССР. В 1936-1941 годах именно здесь разместилась переведенная из суздальских монастырей и подчинявшаяся Военно-химическому управлению РККА 3-я испытательная лаборатория, главный советский центр по разработке биологического оружия. Однако Великая Отечественная война убедительно показала, что подобные учреждения впредь следует создавать куда дальше от границ СССР с вероятными противниками.

3. Остров Возрождения подходил для этой задачи идеально. Этот безлюдный клочок суши в Аральском море, бессточном соленом озере на границе Казахстана и Узбекистана, был открыт в 1848 году. Безжизненный архипелаг, где отсутствовала пресная вода, по какой-то невообразимой причине назвали Царскими островами, а его составные части - островами Николай, Константин и Наследник. Именно Николай, оптимистично (а может, и с иронией) переименованный в остров Возрождения, стал после войны сверхсекретной советской базой-полигоном по испытанию поставленных на службу родине смертельных заболеваний.

4. Этот остров площадью около 200 квадратных километров с первого взгляда удовлетворял всем требованиям безопасности: практически необитаемые окрестности, равнинный рельеф, жаркий климат, малопригодный для выживания патогенных организмов.

5. Летом 1936 года здесь высадилась первая экспедиция военных биологов во главе с профессором Иваном Великановым, отцом советской бактериологической программы. Остров забрали из ведения НКВД, выселили отсюда сосланных кулаков и в следующем году провели испытания некоторых биоагентов, созданных на основе туляремии, чумы и холеры. Работы осложнились репрессиями, которым подверглось руководство Военно-химического управления РККА (Великанов, например, в 1938 году был расстрелян), и были приостановлены на время Великой Отечественной войны, чтобы вновь возобновиться с еще бо́льшим усердием после ее окончания.

6. В северной части острова был построен военный городок Кантубек, официально именовавшийся Аральск-7. В общем и целом он был похож на сотни других своих аналогов, возникших на просторах Советского Союза: полтора десятка жилых домов офицерского состава и научного персонала, клуб, столовая, стадион, магазины, казармы и плац, собственная электростанция. Так Аральск-7 выглядел на снимке американского спутника-шпиона конца 1960-х.

7. Рядом с поселком построили и уникальный аэродром «Бархан», единственный в Советском Союзе имевший четыре взлетно-посадочные полосы, напоминающие своим расположением розу ветров. На острове всегда дует сильный ветер, порой меняющий свое направление. В зависимости от текущей погоды самолеты садились на ту или иную полосу.

8. В общей сложности здесь находилось до полутора тысяч военных и их семей. Это была, в сущности, обычная гарнизонная жизнь, особенностями которой были разве что особая секретность объекта и не слишком комфортный климат. Дети ходили в школу, их родители на службу, вечерами смотрели кино в доме офицеров, а на выходных устраивали пикники на берегу Аральского моря, которое до середины 1980-х еще действительно было похоже на море.

10. Кантубек в пору своего расцвета. С ближайшим городом на «большой земле», Аральском, осуществлялось морское сообщение. Баржами сюда доставляли и пресную воду, которую потом хранили в специальных огромных резервуарах на окраине поселка.

12. В нескольких километрах от поселка был построен лабораторный комплекс (ПНИЛ-52 - 52-я полевая научно-исследовательская лаборатория), где, помимо прочего, содержались и подопытные животные, становившиеся главными жертвами проводившихся здесь испытаний. Масштаб исследований иллюстрирует следующий факт. В 1980-е специально для них в Африке по линии Внешторга СССР закупили партию из 500 обезьян. Все они в конечном итоге стали жертвами штамма микроба туляремии, после чего их трупы сожгли, а образовавшийся прах закопали на территории острова.

13. Южную часть острова занимал собственно испытательный полигон. Именно тут подрывались снаряды или распылялись с самолета патогенные штаммы на основе сибирской язвы, чумы, туляремии, Ку-лихорадки, бруцеллеза, сапа, других особо опасных инфекций, а также большое количество искусственно созданных биологических агентов. (Фото кликабельно)

14. Расположение полигона на юге обуславливалось характером преобладающих на острове ветров. Образовавшееся в результате испытания аэрозольное облако, фактически оружие массового поражения, относилось ветром в противоположную от военного городка сторону, после чего в обязательном порядке проводились противоэпидемические мероприятия и дезактивация территории. Жаркий климат с регулярной сорокаградусной жарой был дополнительным фактором, обеспечивавшим безопасность военных биологов: большинство бактерий и вирусов погибали от длительного воздействия высоких температур. Все специалисты, участвовавшие в испытаниях, проходили и обязательный карантин.

15. Одновременно с послевоенной активизацией военно-научных работ на острове Возрождения советским руководством было положено незаметное на первых порах начало экологической катастрофе, приведшей в конечном итоге к колоссальной деградации Арала. Основным источником питания озера-моря были Амударья и Сырдарья. В общей сложности эти две крупнейшие реки Средней Азии поставляли в Арал около 60 кубических километров воды в год. В 1960-е воды этих рек начали разбираться мелиоративными каналами - было решено превратить окрестные пустыни в сад и выращивать там такой нужный народному хозяйству хлопок. Результат не заставил себя ждать: урожай хлопка, конечно, вырос, но Аральское море начало стремительно мелеть.

16. В начале 1970-х годов количество речной воды, доходившей до моря, сократилось на треть, спустя еще одно десятилетие в Аральское море стало поступать только 15 кубических километров в год, а в середине 1980-х этот показатель вовсе упал до 1 кубокилометра. К 2001 году уровень моря понизился на 20 метров, объем воды уменьшился в 3 раза, площадь водной поверхности - в 2 раза. Арал разделился на два не связанных между собой больших озера и множество маленьких. В дальнейшем процесс обмеления продолжился.

18. Площадь острова Возрождения с обмелением моря начала столь же стремительно увеличиваться - и в 1990-е выросла практически в 10 раз. Царские острова сначала слились в один остров, а в 2000-е он соединился с «большой землей» и превратился, по сути, в полуостров.

19. Окончательно «похоронил» испытательный полигон на острове Возрождения распад СССР. Оружие массового поражения превратилось в малоактуальную в постсоветских реалиях сущность, и в ноябре 1991 года военно-биологическая лаборатория Аральск-7 была закрыта. Население поселка было эвакуировано в течение нескольких недель, вся инфраструктура (жилая и лабораторная), техника были брошены, Кантубек превратился в город-призрак.

22. Место военных быстро заняли мародеры, по-своему оценившие оставленные армией и учеными богатства бывшего сверхсекретного научного центра. Все, что представляло хоть какую-либо ценность и при этом поддавалось демонтажу и транспортировке, было с острова вывезено. Кантубек-Аральск-7 стал труднодостижимой мечтой любителей заброшенных городов.

24. Улицы городка советских военных биологов, где еще два с небольшим десятилетия назад размеренно текла гарнизонная жизнь.

В отчёте под названием «Добро пожаловать на остров Возрождения!» пойдёт рассказ о рейде на полигон по разработке бактериологического оружия под названием «Бархан», включающий в себя полевую научно-исследовательскую лабораторию ПНИЛ-52 и городок Аральск-7 (Кантубек), а также другие объекты. Полигон находится на острове Возрождения посреди высыхающего Аральского моря. Хотя остров ныне уже не является островом, добраться до «Бархана» по-прежнему трудно.

То был сложный рейд, и я хочу выразить благодарность всем, кто так или иначе помог нам. Прежде всего, благодарю Макса – своего напарника в этом мероприятии, стойко переносившего все трудности. Спасибо Фай и товарищам из ГСС, за моральную и информационную поддержку. Также благодарю тех, кто доставил нас до точки старта пешего маршрута и забрал обратно. Особенно старого пастуха, который дал нам много ценных советов. К сожалению, не могу упомянуть его имени, как и имён всех участников нашей «доставки», во избежание появления у них проблем с местными правоохранителями. Но скажу, что это старик, обладающий не только мудростью, но и вечно молодой душой. Не смотря на возраст, он не боится рисковать. И такие старики достойны подлинного уважения.

Отдельное спасибо Дмитрию Истомину и всем участникам группы «Бархан» социальной сети «Одноклассники» за фото и рассказы об объекте, а также Александру Афанасьеву за предоставленные старые фотографии. Данные полученные от них включены в отчёт с пометкой взгляд в прошлое .

Также приношу извинения пограничной службе Казахстана и Узбекистана за двукратное нарушение государственной границы. Однако, то была вынужденная мера. Как говорится: «не мы такие - жизнь такая.»

P.S. Всё изложенное в отчёте является плодом воображения, а фотографии – продуктом монтажа. Любые совпадения с реальными людьми, событиями и местами случайны.

«Группа Свободных Сталкеров»

Понедельник. 19.10.2015

Конус света фар машины становился всё меньше, а звук двигателя всё тише. «Буханка», доставившая нас сюда, быстро удалялась прочь, оставляя наедине с холодной ночью и солёной пустыней.

Хэлл, - обратился ко мне Макс. – Надо закрепить бутылки в волокуше, иначе они могут вывалиться.

Я достал из рюкзака моток армированного скотча, и мы скрепили им три «шестёрки» бутылок между собой. К ним же добавили 2 отдельных «полторашки». Получилась довольно устойчивая конструкция, и можно было не беспокоиться о случайной утере воды. Всего мы взяли с собой 30 литров газированной минеральной воды в полуторалитровых бутылках. Почему газированной? Меньше риска нарваться на контрафакт.

Слушай, Макс. Старик сказал, что если пройдём пару километров по следам, что тянутся вдоль протоки, найдём брод, через который можно её пересечь. Последуем его совету. Можно, конечно, попробовать перейти прямо здесь, но… - я посмотрел на отблески воды. – В общем, не факт, что нам повезёт быстро нащупать брод с нужной глубиной. Поэтому будем действовать наверняка.

Так как мы тянули за собой солидный груз, требовалось тщательно выбирать путь следования. И я отправился вперёд, чтобы разведать оптимальный маршрут. Макс шёл позади и тащил волокушу.

Помимо воды, за плечами у каждого из нас висели рюкзаки по 20 килограммов. И неудивительно, что через километр Макс начал уставать. Он испробовал множество способов передвижения и крепления шнура, который был привязан к саням. Но тащить сани всё равно было чертовски тяжело.

Макс, сделаем так, - сказал я товарищу. – Я быстро пойду вперёд и отыщу переправу, а ты подтягивайся не спеша. Как только я найду брод, оставлю там рюкзак, вернусь к тебе и помогу.

Макс кивнул, и сани снова поехали по песку с шуршанием, превращавшимся в окружавшей нас тишине в разносившийся на сотни метров грохот.

Навигатор неумолимо отсчитывал расстояние: два километра, два с половиной километра, три… У меня росло опасение, что в темноте мы могли проскочить мимо ориентира. Мой фонарь светил на добрую сотню метров, но ведь старик не сказал, что пень установлен прямо у кромки воды.

Район расположения брода не оставлял сомнений. Именно здесь, в излучине, находилось характерное расширение, в которых зачастую образуются мелководья. Но нам нужно было проходимое мелководье, а не такое, где бы мы по пояс вязли в солёном илу.

Я вплотную подошёл к протоке. Песок сменился хрупкой покоробленной иловой коркой, а у самой воды лежал снег. Конечно, это был никакой не снег, а соляные отложения. Перед тем, как сделать шаг, я тщательно проверил поверхность, с силой пронзая её остриём трекинговой палки. Слежавшаяся соль оказалось плотной, но под ней мог скрываться слой топкой грязи.

«Если они переезжали по броду, то у воды должны сохраниться следы от колёс.» - рассуждал я,- «Поэтому совсем необязательно искать указанный ориентир. Можно просто топать вдоль протоки, и наконец найти брод.»

Я двигался по соленому насту, подсвечивая то береговую линию, то мутную гладь водоёма. На некоторое время из-за облаков выплыл край бледной луны, и видимость улучшилась. Лунный свет отразился от поверхности воды, придав ей вид серебристой ленты. И я заметил, что впереди ширина этой ленты составляет всего несколько шагов.

«Что если протока так пересохла, что образовался новый брод? Надо проверить.»

Подойдя к сужению, направил свет фонаря в воду. Луч коснулся белой поверхности, едва скрытой тонким слоем воды. В ход пошла трекинговая палка. Тычок. Ещё один. Соляные отложения. Я осторожно ступил левой ногой в воду, и начал переносить на неё вес тела. Грунт под моей стопой немного просел, но в целом выдерживал давление. Я сделал второй шаг, третий, четвёртый. Не давая времени жиже засосать мои ноги, я быстро переметнулся на противоположный берег.

«Так просто? Ха! Нам даже не понадобятся чулки ОЗК!»

На всякий случай, я задумал пройти чуть дальше. Впереди могло быть болото, или нечто в этом роде. Взойдя на бровку холмика, я стал спускаться вниз. Тёмная завеса туч уже скрыла луну, и единственным источником света снова стал налобник. Засохшая корка, влажный песок, соль... и тёмная вода.

«Наверно, лужа...»

Я пошарил лучом по сторонам. Увы, край лужи белел в сотне метров от меня. И то была не лужа, а как раз-таки основное русло протоки. А то место, где я очутился, оказалось не противоположным берегом, а вдающимся в протоку мысом, если этот термин применим к столь малым масштабам.

Разочарованный я повернул обратно.

Вдалеке тусклым огоньком мерцал фонарь Макса. Он сидел на рюкзаке и разминал плечи. Завидев меня, он спросил:

Пока никак. А что у тебя, получилось подобрать оптимальный способ?

Макс отрицательно помотал головой.

Тяжело идёт. Отдыхать больше минуты не получается, начинаю замерзать.

Стоит добавить, что температура воздуха была близка к нулю и дул довольно сильный ветер. Быстрая ходьба и тяжесть рюкзака не дали мне замёрзнуть, но стоило остановиться, и я тоже ощутил пробирающий холод.

Дабы не заморозить товарища, я решил, что мы вполне можем отправиться на поиски переправы вместе. Рюкзаки опустились на песок подле волокуши, и мы устремились вперёд. По пути нам встретился островок камыша, и Макс заметил:

Помнишь, пастух, рассказывал что-то о камыше в этих местах? Значит, мы близко.

Стрелка на экранчике навигатора, обозначавшая наше местоположение, уже миновала излучину, а расстояние от точки высадки до нашей позиции составляло четыре с лишним километра.

Стоп, друже. Так мы только тратим зря свои силы. Разобьём лагерь в камышах, а по утру продолжим. Думаю, при свете дня мы без труда отыщем нужное место.

Забрав рюкзаки и волокушу, направились к камышовому островку. До него оставалось совсем немного, когда случилось то, чего мы опасались.

Хэлл, у нас проблемы. Кажется, волокуше пришёл конец.

Чертыхнувшись, я подошёл к Максу. Он уже выгрузил бутылки, и продемонстрировал мне горку песка внутри чёрного корытца.

Она протёрлась и стала загребать песок, - прокомментировал товарищ.

Мы приподняли чёрный пластиковый корпус и осмотрели днище. По бокам протянулись две трещины, а сама поверхность была источена, будто по ней прошлись грубой наждачкой. Пластик истончился до толщины бумаги.

Ракушки, - заключил Макс.

Действительно, мириады крошечных ракушек усеяли собой дно высохшего моря. Они не просто были перемешаны с песком, скорее наоборот: песок добавили к ракушкам. Эти-то остатки моллюсков и уничтожили наше транспортное средство.

Ладно, - махнул я рукой. – Сейчас перетащим всё к камышам, а завтра выдумаем рацуху для переноски воды.

Пока таскали рюкзаки и воду, обсудили скудость достижений научно-технического прогресса. Во время подготовки к рейду мы пробовали и тележку на маленьких колёсиках, и на больших. Пробовали полотняные волокуши из прочных материалов. Лучше всех проявили себя незатейливые пластиковые рыбацкие сани. Но они испытывались в песчаном карьере, где кроме песка встречались включения щебня, кромки которого уступали в остроте ракушкам.

Стоило взять старые советские детские санки, - посетовал Макс.

Ну, да. Мы на границе и так были звёздами во всём поезде. Теперь представь картину: два мужика, в камуфляже со здоровенными рюкзаками и… маленькими детскими саночками.

Макс хохотнул.

Как раз! Получилось бы эпатажно!

Здешний камыш рос плотно и превышал человеческий рост. Его корни, старые опавшие стебли и листья образовали добротный матрас, покрывавший плохо просохшую иловую корку. Вдобавок мы утоптали полянку для палатки так, чтобы весь помятый камыш, лёг под днище. Развернули пенки и спальники. Снаряжение и воду разложили по углам.

Макс, заведи, пожалуйста, будильник на семь утра, - попросил я.

Вопреки обыкновению мы не организовали ночное дежурство, так как оба прекрасно понимали: от того насколько хорошо выспишься, напрямую зависит проходимая за день дистанция. Вот, и пришлось пожертвовать безопасностью в счёт физической бодрости.

В полудрёме я размышлял:

«Эх, напрасно не послушали деда. Пастух предлагал переночевать у него, а утром отвёзти нас прямо к переправе. Не согласились, потому что спешим. Что в результате? Через полчаса наступит вторник, а мы даже не начали. На целый день выпадаем из графика. Если бы не заминка с машиной в Аральске… Но тогда не повстречали бы деда. А он единственный, кто ориентируется здесь. И он провёл машину в обход погранзаставы. Посему всё складывается не так уж плохо. Завтра надо решить, как тащить воду. Хм… Но нам не нужно тащить её всю, потому что пять литров, назначавшиеся на сегодня, можно вычеркнуть. Уже лучше…»

Лёжа в палатке, я прислушивался к лёгкому шуму камыша. Мне всё чудилось, что под нами кто-то ползает. Но по логике вся местная ядовитая дрянь уже давно впала в спячку. Соседство же с грызунами меня никогда не пугало, но в это раз прогрызенный пакет каши или рюкзак мог нам дорого обойтись. Внезапно, я ощутил, как рюкзак приподнялся. Что-то ползло под ним, практически под моей головой. Я выпростал левую руку и схватил незваного гостя. Крепко прижал к земле.

Оказалось, что во сне моя голова сползла на ту часть рюкзака, которая служила Максу подушкой. Вот, я и принял его руку, лежавшую под рюкзаком за незваного гостя.

Да, так… Даю выход своей паранойе, - пошутил я. – Думал, у нас кто-то под палаткой копошится.

А-а… Понятно…

Я вернулся к перерасчёту расхода воды и так заснул.

Вторник. 20.10.2015

Зазвенел будильник и настал один самых сложных моментов в подобных рейдах – оставление нагретого спальника и перемещение во враждебную среду холодного утра. Это осложняется ещё и тем, что вылезать из спального мешка и одеваться нужно осторожно, чтобы не зацепить скопившийся за ночь на стенках конденсат.

Умывание влажной салфеткой, чистка зубов, зарядка. Уже стало гораздо теплее, да и солнышко встало.

Я оценил удачность расположения лагеря. Дувший всю ночь ветер ни сколько нас не побеспокоил. Скромный на вид пятачок камыша послужил отличным убежищем и полностью скрыл палатку от посторонних глаз.

А вокруг краснел ковёр из причудливых растений с мясистыми листочками.

То был солерос солончаковый. При общении с этой травой важно учитывать, что живая поросль мягка и приятна на ощупь, а вот засохшие стебли превращаются в подлые колючки, способные запросто проколоть коврик-пенку или всадить заносу в незащищённую обувью стопу.

Мы откинули в стороны пологи палатки, чтобы хоть как-то просушить её нутро, и занялись приготовлением завтрака. Газовая горелка была развёрнута внутри палатки, а требования техники безопасности бессовестно попраны. Но что делать? Снаружи ветер и холод. Вскипятили воду и заварили овсяную кашу быстрого приготовления. Для вкуса и сытности заправили кашу какао-порошком.

Утро и пища вселили в нас оптимизм, и мы, свернув лагерь, занялись вопросом транспортировки воды.

Смотри, Макс. У нас есть без малого 30 литров, если быть точным 29. Расчётный суточный расход воды на человека составит два с половиной литра. Значит, нам нужно забрать отсюда по двенадцать с половиной литров на брата. Верно?

Макс кивнул, и я продолжил:

Четыре литра мы можем оставить прямо здесь. Что и сделаем. Следующий шаг. Когда доберёмся до северной оконечности острова Возрождения, сделаем схрон, куда уложим четыре бутылки. Там же спрячем чулки ОЗК, излишки еды и других вещей. Знаю, что оба собирались чётко по списку, но такова наша сталкерская природа: брать с запасом и «на всякий случай». Заберём всё это богатство на обратном пути. Таким образом, нам придётся помучаться каких-то десять километров, после чего ноша значительно облегчится.

Хорошо. Давай, придумаем, как нести бутылки. Ведь в рюкзак все они не поместятся.

Ты прав. Вот, возьми скотч. Я воспользуюсь куском альпинистской верёвки.

Через десять минут каждый соорудил себе приспособление для переноски драгоценной жидкости. Макс привесил по четыре бутылки на широкий пояс рюкзака, а я пропустил верёвку в отверстия полиэтиленовой упаковки «шестёрки» и повязал её наподобие лямки так, что её можно было надевать на одно плечо и нести. Вышла довольно сносная конструкция.

Ожидая найти колею от техники у брода, мы двинулись вдоль воды, и скоро обнаружили мотоциклетные следы.

Ветер гнал по небу низко висящие серые тучи, вызывал рябь на воде. Мелкие волны шлёпали о мокрый песок, оставляя грязно-белую пену.

Снова под ногами захрустела соль.

Вблизи её трудно было отличить от мокрого снега. Она даже хрустела как снег. Разумеется, проверять на вкус я не стал. Ещё свежи были в памяти рассказы о тоннах минеральных удобрений, которые попадали в Аральское море с сельскохозяйственных угодий, раскинувшихся вдоль рек Сыр-дарья и Амур-дарья. Отчего соль на дне высыхающего моря якобы стала ядовита.

Мы почти миновали излучину, когда из-за верхушки пологого холма выглянул тёмный столбик.

Кажется, это наш пень, - я указал на столбик.

Мы воспрянули духом и вскоре добрались до увиденного объекта. Сомнений не было, это ориентир, указанный стариком.

«Интересно, они его сюда специально притащили или нашли здесь? Вокруг на десятки километров нет никаких деревьев.»

Вон там они переезжали, - сказал Макс и вытянули руку к тому месту, где следы от шин сворачивали к воде.

Облачились в чулки ОЗК.

Шли медленно, прощупывали палками дно, выверяли каждый шаг. Чем было чревато намокание ног или одежды в такой жиже, мы могли только предполагать. В конце концов, выбрались на относительно сухую территорию. Протопали по ней для верности немного – вдруг встретится бочаг? – и остановились, чтобы снять чулки и отдохнуть.

Ветер усиливался, вздымая вверх песчинки и крупицы соли. Мы сразу смекнули, что для нас это означает. И стали стаскивать с себя химзащиту по всем правилам: встали в шеренгу так, чтобы ветер дул нам в спины, а мелки частицы, слетавшие с бахил, не попадали на товарища. Потом нам также с учётом направления приходилось делать остановки.

До северной оконечности острова десять километров, - сообщил я напарнику.

Десять километров нам предстояло пройти по голому солончаку с грузом более 30 килограмм.

Первый двухкилометровый переход дался относительно просто. Двигались бодро, беседуя на разные темы. Иногда на горизонте появлялись быстро движущиеся объекты, и мы замирали, напряжённо рассматривая их и прислушиваясь. Потом выяснялось, что это был очередной куст перекати-поля, гонимый ветром.

Второй отрезок оказался сложнее. По-видимому, мы спустились в низину и мелкие частицы летели не на уровне колен, а норовили впиться в глаза. Макса защищали очки. У меня тоже были строительные очки. Хорошие, не запотевающие. Но они оставляли чересчур большой зазор, в которой легко проникала поднятая пыль. Поэтому я натянул свой глубокий капюшон, который и послужил мне защитным экраном.

Ещё передышка.

Макс сидел на рюкзаке и встревожено ощупывал штанину с внешней стороны бедра.

Что-то случилось? – спросил я.

Да, штанина намокла. Чёрт, кажется, бутылка потекла…

О! Такая мелочь в обыденной жизни, заставила нас серьёзно понервничать. Не то что литр, каждый миллилитр питьевой воды был на счету. Я тут же поднялся и стал вместе с напарником осматривать бутылки. Нашли. Утечка образовалась от того, что осколок ракушки пробил дно бутылки. К счастью, просочилось совсем немного. Течь заклеили скотчем и приторочили бутылку к рюкзаку донышком вверх. Отдых окончен.

Окружающий пейзаж лишал чувства реальности происходящего. Под ногами серо-белая корка, усеянная вездесущими останками моллюсков. Небо затянуто серыми облаками. Линия горизонта почти не видна сквозь вихри серой пыли, отчего земля и небо сливались в единое серое полотно. Мы будто шли через пустоту. Ничего вокруг. Я попытался заснять это зрелище, но «мыльница» отказалась фокусироваться.

Навигатор показывал тоже пустоту, только в ней стояли три десятка флажков, обозначавших характерные точки острова и объекты. Увы, актуальных карт для навигатора не нашлось. Да их и не могло быть. Потому что ещё несколько лет назад здесь было морское дно. Ну, нам не в первой. Есть распечатки спутниковых снимков. Контрольные точки забиты в память машинки. Мы могли понять, где находимся и куда идти. Большего и не требовалось.

Серый цвет, свистящий ветер и соль. Лямки рюкзаков нещадно давили на плечи, импровизированная лямка из верёвки впилась в шею, поминутно в глаза попадала очередная соринка. Длина переходов сократилась, продолжительность привалов возросла. Мы тащились, как старые черепахи. Но другого пути не было.

И вот, впереди замаячили коричневые холмики. Я сверился с показаниями навигатора. Это виднелась северная оконечность острова Возрождения. По правде, это была не она, а условное обозначение, использованное для построения маршрута. И оно обозначало северный выступ крупного жёлтого пятна на спутниковом снимке. Ранее и он был погружён в воду, но вышел из-под неё раньше, и успел покрыться то ли желтоватым песком, то ли растительностью.

Чтобы ободрить напарника, я обратил его внимание на холмы:

Видишь те холмы?

Макс поправил очки и прищурился.

Доберёмся до них и сделаем схрон. Ещё три километра.

Эти три километра растянулись на целых три часа. Спустя три часа чёрная стрелочка на экране навигатора наползла на флажок с пометкой «Сев.ок.». Холмиками оказались островки камыша.

Я был и рад, и немного огорчён, ибо рассчитывал увидеть отвесные скалы или россыпи крупных камней, скруглённых прибоем. В общем, нечто сходное с берегом острова. А тут бархан, поросший камышом…

Вломились в сердцевину зарослей, скинули тяжёлую ношу и улеглись на рюкзаки. Так мы пролежали около десяти минут. Придя в себя от утомительного марша по солончаку, пообедали. Затем опять улеглись на рюкзаки, делая короткую паузу на переваривание.

Короче, перетряхиваем рюкзаки, оставляем только необходимое, - я сделал акцент на слове «только» прежде всего для самого себя. - Еду берём строго по рассчитанному рациону.

Началась инвентаризация. По её результатам в схрон отправились: четыре бутылки воды, чулки ОЗК, два пакета со съестными припасами и кое-что из одежды. Я попросил Макса отдельно взвесить в руке пакеты с выложенными вещами. Сделав это, он понимающее хмыкнул.

Действительно, пригруз ощутимый.

Для верности изъятое содержимое было разложено в разных местах. Освободившееся место внутри рюкзаков заняли бутылки с минералкой.

О! Теперь можно идти, а не плестись, - удовлетворённо произнёс Макс, поправляя на спине рюкзак.

Часы показывали половину шестого, когда мы снова продолжили путь.

Солончак закончился, началась полупустыня. Топать по рыхлому песку - ещё то удовольствие. Казалось, прошли пять километров, по факту только три. Сухие кустики верблюжьей колючки и низенького саксаула то широко рассеивалась, то собирались в заросли, грозившие наградить занозами рискнувших продраться сквозь них. Нам стали попадаться россыпи крупных валунов песчаника.

Начало смеркаться. Мы были вымотаны утомительным переходом по солончаку, и вопрос о ночном марше решился автоматически. Следовало найти укрытие от ветра, но на километры вокруг не было видно, ни зарослей камыша, ни густых кустов. Нам попались два высохших саксаула. Их скрюченные обнажённые ветви вряд ли могли послужить преградой от ветра, но у нас не оставалось выбора. Установили палатку и погрузились в объятия Морфея.

Среда. 21.10.2015

Ночью нас разбудило громкое тарахтение – бился на ветру клапан, закрывавший верхнее вентиляционное отверстие. Стихия не на шутку разошлась. Две стенки палатки, прогибались во внутрь и доставали до наших спальников, а две других – наоборот выпирали наружу. Направление ветра изменилось. Чтобы хоть как-то уменьшить провисание стенок и разгрузить стойки, мы положили у их основания бутылки с водой. Помогло, но не сильно. Ветер продолжал терзать палатку. Мы опасались, что тонкие стойки не выдержат столь яростного напора и переломятся. Однако, бежали беспокойные минуты ожидания, а палатка не сдавалась. Оттяжек в комплекте не значилось. Верёвка и строительный шнур остались в схроне. Мы могли бы исхитриться, и изготовить оттяжки из шнурков. Но одна мысль о том, что придётся покинуть нагретый спальник и вылезти на холодный ветер заставила отказаться от затеи.

Хрен с ним! Давай спать. Если переломит стойки, замотаем их скотчем, - сказал я и повернулся на правый бок. Я решил, что следует решать проблемы по мере их поступления. Сон был для нас важнее всего, а ночные бдения отняли бы силы.

К утру ветер затих, и рассветное солнце принесло с собой начало нового дня и немного тепла.

Задача того дня была предельна проста – пройти как можно больше. И вся среда растянулась в угрюмую череду переходов и коротких привалов. Синий флажок промежуточной точки никак не хотел идти на сближение с чёрной стрелкой. Он как будто убегал дальше, стоило нам пройти ещё полдесятка километров.

Ветер с прежним усердием норовил швырнуть нам в глаза как можно больше песка. Высохшие верблюжьи колючки цеплялись за штаны. Стопы проскальзывали в слежавшейся мешанине песка и ракушек. Иногда ноги проваливались в крошечные тоннельчики, вырытые песчанками. Несколько раз тяжёлые серые тучи бросали на ссохшуюся землю пробные капли дождя, но затем они раздумывали проливать влагу над мёртвой просоленной землёй и уносились прочь. Вид полупустыни навевал тоску.

Разумеется, весной здешние виды куда меньше напоминают пост-апокалиптическую картину. Коли здесь есть кустарники и трава, значит, им хватает влаги. Раз барханы изобилуют норками сусликов, значит, для них хватает пищи.

В общем, не так всё пустынно, как нам тогда казалось. На это также указывали найденные нами грибы. Да-да, грибы! Самые настоящие степные шампиньоны.

Или цветущие фиолетово-розовым мелкие кустарники.

Также пейзаж оживляли вездесущие мотоциклетные следы. Почти всегда они шли перпендикулярно нашему курсу. Частота этих узеньких борозд на песке говорила о том, что кто-то тщательно прочёсывает данную местность. Но кто? Пограничники? Пастухи, которые собирают своих убредших в чёртову даль верблюдов? Служба безопасности нефтяников? Конечно, шум мотора мы бы услышали издалека. А где спрятаться? Хорошо, если рядом есть барханы с зарослями саксаула или камыша, и никто не заметит наших следов. Однако, в основном наш путь пролегал по ровным участкам, где трава едва доставала до верха голенища ботинок. Так что мы целиком зависели от воли случая…

Как мы ни старались, но так и не добрались до намеченной точки. Закат уже вытягивался на западе в жёлто-красную полосу. Я с недовольством посмотрел на экран навигатора и сказал товарищу:

Нам бы ещё десять километров пройти… Ладно. Такое расстояние проще преодолеть завтра налегке, чем сегодня рвать жилы. Ставим лагерь, и ложимся спать.

На нашу удачу поблизости рос ещё не облетевший саксаул. Кусты образовали подобие незамкнутого круга, в центре которого мы установили палатку. Сытный ужин. Отбой.

Четверг. 22.10.2015

Итак, вместо двух дней для обследования Кантубека и ПНИЛ-52 у нас остался один. Сегодняшний. До города предстояло отмахать пятнадцать километров. Если приплюсовать сюда обратную дорогу и расстояние, между различными объектами Бархана, вырисовывалось кругленькое число – пятьдесят километров. Но для того-то мы и берегли силы, отказавшись от ночных дежруств.

Решили идти налегке. Взяли с собой аптечку, фонари, фотоаппараты, батарейки, по одной бутылке воды на человека, а также галеты и козинаки. Остальное упаковали в рюкзаки, и спрятали их под раскидистым саксаулом, предварительно обмазав мазью от ушибов и растяжений. Для чего? Мазь имела резкий напоминавший «Звёздочку», но вполне приятный запах. Таким способом мы рассчитывали отвадить местную живность от посягательства на наше добро.

Погода выдалась на удивление приятной: полный штиль, синее небо и яркое солнце.

Погодка прямо как по заказу, - сказал Макс.

Верно, - согласился я.

Рюкзаки закрывали спины, а дополнительные килограммы помогали согреться. Дул бы сейчас вчерашний ветер, и мы бы ошалели от холода. Так что нам здорово повезло.

Шагать без рюкзаков было истинным блаженством. И мы развили приличную скорость. Справа забелели покосившиеся столбы линий электропередач. Я показал на них напарнику:

Видимо, эта ЛЭП тянется до пристани. Скоро пересечём дорогу.

И действительно. Сначала нам повстречалась огромная покрышка,

потом горка заготовленного кем-то валунника,

а через несколько метров мы вышли на саму дорогу.

Дорогой по-прежнему пользовались. Я остановился и присел, чтобы тщательнее рассмотреть следы от протектора.

Хэлл, может, пойти по дороге? Я понимаю, что мы дадим солидный крюк. Но по дороге идти легче, - предложил товарищ.

Нет, Макс. Не пойдём. Посмотри на следы. На них нигде не лежит ни соринки, ни травинки. И выглядят они так, будто здесь проехали пару дней назад. И на обочине почти негде спрятаться.

Да уж… - вздохнул Макс.

Я был полностью солидарен с товарищем, но следовало соблюдать скрытность. Поэтому мы пошли дальше месить рыхлый песок.

Чем ближе подходили к Бархану, тем гуще становилась растительность. Саксаул уже не рыжел жалкими пятнышками, а выстраивался в зелёные стенки, пробиться сквозь которые не представлялось возможным. Рельеф тоже изменился. На горизонте проступили холмы и низины, а где-то на северо-западе чернела отвесная скалистая часть берега. Концентрация мелких ракушек под ногами таяла с каждым километром. Нам стали попадаться зайцы. Они выскакивали буквально из-под ног, и, энергично выбрасывая лапы, улепётывали в неизвестном направлении. Всего в тот день мы вспугнули шесть штук.

Подходим к границе, - оповестил я товарища.

Что-то её не заметно.

Ну, да. Наверное, не стали заморачиваться с демаркацией. Да и для кого? Совсем недавно это был остров.

Как же?! – шутливо возмутился товарищ. – А мы? А мародёры?

Точно! Ещё про зайцев и сусликов не забудь. Короче, полное пренебрежение. Хотя постой-ка, вон геодезический знак.

Я сверился с показаниями навигатора.

Да. Прямо на границе стоит.

Веха была установлена в возвышении, и мы подошли к ней, чтобы осмотреться.

Справа в низине раскинулся солончак.

На северо-западе всё также маячил обрывистый берег.

А на севере в плывущем мареве проступали угловатые очертания зданий.

Это оно? – спросил Макс.

Да, это Бархан. Те здания, что ближе - это жилой городок Аральск-7. Которые подальше – лабораторный комплекс. А во-о-он там на северо-востоке аэродром. Видишь здание диспетчерской?

Похоже на Мордор…

Мы сделали короткий привал, перемотали портянки, съели несколько галет и двинули дальше. Наше продвижение стали затруднять чересчур плотные заросли саксаула. И не то, чтобы он рос сплошняком. Просто нам приходилось много петлять, дабы найти очередную прореху в живой изгороди. Путеводной нитью в этом лабиринте служили знакомые следы от мотоциклов.

Неожиданно для самих себя выбрели на укатанную грунтовку. Я сверился со спутниковыми снимками.

Отлично, это как раз та дорога, которую мы видели утром. По ней и пойдём.

А если машина? – просил Макс.

Нырнём в кусты. Смотри сколько их тут, и какие они здоровые.

Дорога спустилась в овраг, затем поднялась. Сделала поворот, и перед нами выросли первые здания.

Мы медленно, почти крадучись пошли вперёд, поминутно замирая и прислушиваясь. Добрались до угла трёхэтажной казармы,

выглянули на плац.

Обширный квадрат был вымощен бетонными плитами. Посреди него раскинулись заросли кустарника, окружившие невысокую бетонную стелу. В промежутках между изломанными плитами торчала всевозможная растительность. По периметру плаца расположились штаб полка, две казармы и солдатская столовая.

Прошли вдоль казармы. Наше внимание привлекла курилка, а точнее уцелевшие лавочки.

Мы уселись на подгнившие доски и вытянули гудевшие от усталости ноги. Глотнули воды.

Я посмотрел на часы: без четверти три.

«Эх, как мало-то. Здесь бы пару дней побродить, чтобы всё осмотреть… Увы и ах! Судьба распорядилась иначе, выделив нам лишь несколько часов. Придётся довольствоваться этим. С другой стороны, мародёры настолько усердно тут поработали, что внутри зданий почти не осталось ничего, кроме голых стен и бесформенного хлама. Это, конечно, не Припять с её относительно целыми квартирами.»

Я покосился в сторону подъезда.

Распахнутые двери, выбитые стёкла, у выхода куски батарей и мебели. Через оконные проёмы проступали очертания опустошённых помещений.

Макс, как ты понимаешь времени у нас в обрез. Поэтому ограничимся посещением только некоторых построек.

Хорошо. Заглянем в штаб?

Да, начнём с него.

Похрустывая бетонной крошкой и битым стеклом, направились к зданию штаба.

Внутри царил полный кавардак. Лохмотья отставшей краски свисали со стен. Пол усеивали бумаги, разломанная мебель, литература идеологической направленности. На полках стеллажей ещё лежали банки, склянки, детали радиооборудования. В одной из комнат обнаружился коммутационный шкаф АТС. И многочисленные разбитые телефонные аппараты.

Характерная комнатка с массивными металлическими сейфами нашлась быстро.

Частично вскрытые сейфы хранили на себе отпечатки наивности мародёров.

Уж не знаю, что они там чаяли найти, но, уверен, внутри ничего ценного не отыскали. В прочем, и у меня шелохнулось любопытство, как и всегда при встрече на заброшенном объекте с чем-то закрытым и заведомо пустым. А вдруг там всё-таки что-то есть?

Из окон верхнего этажа открывался отличный обзор на город.

Взгляд в прошлое: «…со второго этажа штаба прямо - родная столовка и родная казарма. Первый подъезд – чепарь. Второй подъезд, первый этаж - родная рота охраны и узел связи, второй этаж - уже не помню,а третий этаж чепики.» Игорь Толмачёв, 1984-86гг, рота охраны.

Взгляд в прошлое: «Одноэтажное здание без крыши - инфекционное отделение» Сергей Орёл

«9-ого мая 1971г на построении полка, на стадионе, мне объявили отпуск. Наверное, от радости я потерял сознание, (тепло переносил нормально, даже в защите). Очнулся в этом здании. Тогда был госпиталь.» Григорий Павлов, 1969-71гг, химик.

«Я в госпиталь по дурости попал с воспалением легких под самый дембель... Решили пофотографироваться в труселях на снегу. Но почему-то у фотоаппарата затвор заело, и пришлось поваляться дольше, чем планировал... В итоге, 40 дней пролежал в этом сарае, из них дня 3 под капельницей и с температурой 41.... Задница потом от уколов деревянная стала, а вены на руках, как у наркомана.... Лечила меня, насколько я помню, жена нашего ротного, Васечкина. Красавица!» Дмитрий Истомин

Не высовываясь из окон, стоя в полумраке, мы долго изучали заброшенные здания. Громкий удар по деревянной поверхности нарушил царившую над городом тишину. Несколько минут напряжённого ожидания. Снова удар. Определили положение источника звука - это редкие порывы ветра хлопали деревянной дверцей на чердаке дальнего дома. Возле другого строения заметили движение. Что-то белое мелькнуло за углом. Показалось и снова исчезло из виду. Тоже ветер. Играл куском белёсой ткани.

Мы покинули штаб и направились к складу ГСМ.

Площадку с тремя топливными резервуарами опоясывал забор из колючей проволоки.

Кроме, этих гигантских ржавых бочек,

здесь кучей были навалены ёмкости меньшего объёма,

а на задах обнаружилась любопытная штука. По-видимому, плавучая цистерна.

Взгляд в прошлое: «Эта хрень лежала у нас на ГСМе, начальник звал её СИГАРОЙ. Это наливная ёмкость с бензином цеплялась к кораблю и плыла за ним. Она есть на фото еще не такая ржавая, или в моём альбоме, или у Морозова. Мы на ней верхом сидим.» Виктор Полончук, 1978-80гг, 7-ая рота, водитель-моторист.

За проволочным заграждением расстилалось дно пересохшей бухты,

Поодаль торчали обрезанные опоры причала.

На противоположном берегу яркой звездой мерцал солнечный блик. Я достал листы спутниковых снимков. Но судя по ним, на там не находилось каких-либо объектов. Разумеется, во время подготовки карт, я мог пропустить сторожевую вышку или будку дежурного, и не сделать соответствующих отметок. На всякий случай я предостерёг Макса:

Пока ходим тут, посматривай в сторону блика.

Хорошо. Меня он тоже настораживает.

От топливного хозяйства проследовали к дизельной электростанции, внутри которой замерла шеренга дизель-генераторов. Когда-то они снабжали электроэнергией весь остров Возрождения (за исключением лабораторного комплекса – там была своя электростанция), теперь их поршни и генераторы замерли в безвременном ожидании соляры.

Взгляд в прошлое: «1980-82 было пять рабочих дизелей и начали пристраивать ещё для двух. Дизель шесть цилиндров, диаметр поршня: 820мм, рабочие обороты: 375 в минуту, охлаждение двухконтурное: пресная вода охлаждала двигатель, а морская охлаждала пресную. Так вот самое хреновое было чистить эти охладители да масло менять…» Владимир Фёдоров, 1980-82гг, ЭТР, 1-ый взвод, дизелист.

В раздевалке рабочих сохранились плакаты по правилам охраны труда.

На полу валялось грозное оружие минувшей эпохи – рогатка. Сделанная с толком и умением. Хоть сейчас цепляй резинку и стреляй!

Ещё заглянули в офицерский клуб. Но там мало что уцелело: облупившиеся рисунки да пластиковая имитация лепнины. Крыша над актовым залом обрушилась, и её заменил небесный свод.

Взгляд в прошлое: «Клуб такой громадиной казался. Два этажа. Между ним и школой был фонтан, наружные стенки которого были выложены битой кафельной плиткой, а в центре фонтана стояла жёлтая лира, периметр которой был утыкан электрическими лампочками. Ни разу не видел их горящими, да и воды там не видел, кажется, тоже....» Ольга a-k-a Рыжий

Мы проходили по улицам, дворам и закоулкам Аральска-7.

Взгляд в прошлое: «Слева 6 дом (мой), в середине - 1, справа – 7» Ирина Антакова

«Когда садилось солнце и спадала жара, мы выходили в этот двор и культурно отдыхали.» Сергей Такеев, 1988-91гг ЭТЧ полка, последний начальник котельной.

Взгляд в прошлое: «Так точно - общага, а на первом этаже слева - телецентр.» Сергей Лупин, 1983-85гг, начальник финслужбы.

«Практически все лейтенанты начинали свою жизнь на Бархане в ней, особенно холостые.» Сергей Такеев, 1988-91гг ЭТЧ полка, последний начальник котельной.

По пути нам встречались сгоревшие и завалившиеся ангары, остовы всевозможной техники и агрегатов, нагромождения металлоконструкций,

Взгляд в прошлое: «…это останки ПНУ (перекачивающая насосная установка). Я такой две навигации солярку качал с кораблей из бухты Северной в городок на ГСМ и котельную.» Виктор Полончук, 1978-80гг, 7-ая рота, водитель-моторист.

и даже скелет самолёта,

Взгляд в прошлое: «… на аэродроме стоял АН двухмоторный, раздолбанный. Драли кому что надо. Я трубку нержавейку отломил. Миша Сенькин токарь РММ, сделал кольцо. Вот оно на пальце 45 лет.» Виктор Чихирников,1970-72гг, 1-ая рота, 1-ый взвод, водитель

напутствия и лозунги,

спутники домашнего быта, выброшенные на улицу,

и незатейливая дворовая инфраструктура.

Взгляд в прошлое: «Школьный двор. А впереди по центру почта, там моя мама работала.» Ирина Антакова

Я, конечно же, не мог просто так пройти мимо арки с надписью «Добро пожаловать». Передав фотоаппарат Максу, я встал под ней, а товарищ сделал фото, которое впоследствии предполагалось включить в самое начало повествования о заброшенном городе.

Хэлл, думаю из крайних квартир того дома, сможем хорошо разглядеть территорию лабораторного комплекса, - сказал Макс и махнул в сторону белого кирпичного дома.

Взгляд в прошлое: «Это самый молодой дом. В нём жил командный состав полка и площадки.» Сергей Такеев, 1988-91гг ЭТЧ полка, последний начальник котельной.

Прошли к крайнему подъезду и поднялись на третий этаж. Растворённые настежь двери квартир приглашали в гости, и мы проследовали в ту, что была справа. От прежних хозяев остались, истлевшие обои и угол кухни, облицованный разноцветной керамической плиткой. Из кухни можно было выйти на балкон.

Я подошёл к балкону и, не ступая на него, через открытую дверь оглядел окрестности.

Взгляд в прошлое: «Слева - остатки вещевого склада, за ним одна стена инженерного склада ЭТЧ, дальше кирпичные холодильник и пищевой склад. На переднем плане мебельный склад ЭТЧ, за ним кирпичные авто-склад и склад для зерна и сахара. Снято с жилого дома №4.» Владимир Зотов, 1978-80гг, ЭТР, писарь ЭТЧ, рядовой.

Обзор отсюда был хорош, но лабораторный комплекс просматривался далеко не в самом удачном ракурсе.

Трудно что-то различить отсюда… Ладно, на месте разберёмся.

Мы выбрались на окраину города

и зашагали по дороге, вымощенной щербатыми железобетонными плитами.

О-о-о! Как же приятно пройтись по нормальной, твёрдой поверхности, - восхищался Макс. – Будем посещать те здания слева?

Я посмотрел туда, где стояли огромные цилиндры стальных резервуаров опреснительной станции и высокая труба котельной, и ответил:

Нет. Хотелось бы взглянуть на опреснительную станцию, но у нас и так времени в обрез. Мы ещё не добрались до «семидесятки».

До «семидесятки»? Поясни, о чём ты говоришь.

Ну, это я так выпендриваюсь. Сорю, понимаешь ли, местными жаргонизмами. Ключевым объектом во всём лабораторном комплексе является корпус с индексом «В-070». Он уже заметен отсюда. Вон, трёхэтажное здание.

Да, вижу. Кстати, ты хотел проверить кое-что. Что именно? – спросил Макс.

Когда я собирал данные о Бархане, то столкнулся с дефицитом конкретики и тоннами журналистского бреда. Более-менее правдива общая историческая справка. Впервые испытательная биологическая площадка появилась на острове Возрождения в 1936-ом, но в 1937-ом была закрыта. Видимо, руководство и сам проект попал под каток репрессий. В 1942-ом сюда перебазировали собственно ПНИЛ-52, ранее располагавшуюся в Тверской области. Вообще упоминаются разные даты создания Бархана: 1942, 1948, 1954, 1973. Надо полагать, этими датами обозначены некие важные этапы развития полигона. Так или иначе, Бархан просуществовал вплоть до осени 1992-ого. За это время здесь испытали и разработали кучу штаммов всяческой заразы, начиная от бруцеллеза, заканчивая сибирской язвой. Испытания проводились на животных. Преимущественно на грызунах, обезьянах, а также лошадях. Иногда испытания производились вне специальных помещений, на площадке к югу отсюда. Есть предположения, будто штаммы вирусов испытывались и на людях. Кто-то пишет о единичных опытах над заключёнными, приговорёнными к смертной казни. Кто-то говорит о массовых экспериментах. Есть байки про испытания некоторых не особо смертельных образцов над военнослужащими и жителями Аральска-7. Гипотеза об испытаниях заразы на людях – это первое, что меня интересует.

И как ты планируешь найти ответ на этот вопрос?

Конечно, мы с тобой не врачи и не биологи. Вряд ли нам удастся разобраться в назначении оставшегося там оборудования, и вычислить по нему весь технологический процесс. С другой стороны, дураку понятно, что для содержания группы подопытных людей, заражённых опасной дрянью, требуются особые условия содержания. Тут не обойдёшься комнатёнкой метр на метр, как показывают в кино. Нужен целый этаж с изолированными камерами, смотровыми кабинетами, многоступенчатой системой дезинфекции. Как-то так…

Действительно. А что ещё?

Ещё говорят о крупном захоронении сибирской язвы. Якобы в 1988-ом году на остров Возрождения привезли двести пятьдесят контейнеров с антраксом и зарыли его в землю. Где именно – неизвестно. По одним данным, был устроен новый могильник по соседству с тем, что находится на северо-западе от лабораторного комплекса сразу за забором. По другим – возле открытой площадки на юге.

А что в том могильнике? Ну, который возле лабораторий?

Там закапывали трупы животных.

Макс помолчал, а потом спросил:

Ты допускаешь возможность нашего заражения?

Я думал об этом. Вероятность, конечно, есть. Но коли здесь до сих пор жируют мародёры, излазившие тут всё вдоль и поперёк, то и нам ничего не угрожает.

А вдруг всё-таки заразимся?

Тогда схема проста: если мы подхватим тут какую-нибудь болезнь, то при всём желании не сможем добраться до людей. Та же сибирская язва прикончит нас очень быстро. Следовательно, мы не превратимся в причину эпидемии смертельного вируса.

Спасибо. Ты меня успокоил.

Макс выдал эту фразу с тем самым выражением холодной серьёзности, когда нельзя понять, шутит он или нет.

Спустя двадцать минут мы проходили через КПП ПНИЛ-52

Взгляд в прошлое: «Это моё место службы. Справа въезд на площадку. В здании справа - 1-ый КПП. Слева – 2-ой караул» Григорий Камаровских, 1977-79гг, с весны 1978г контролёр на корпусе В-070

Сгоревший штаб оставили без внимания.

От корпуса дезинфекции средств индивидуальной защиты осталась малая часть, контейнер, наполненный сожженными противогазами, да кучка фильтров.

На пути к корпусу В-070 заглянули в стоявшую рядом постройку.

В ней сохранился остов мудрёной системы (предположительно охлаждения или вентиляции), сплетенной из труб, патрубков, расширительных бачков и вентилей. Куски сего творения лежали рядом на улице.

А левее постройки на земле покоилась конструкция из труб а-ля тёплый пол.

Взгляд в прошлое: «Это моя затея. Летом, чтобы не запускать котельную, горячую воду грели днём в трубах, а потом сливали в ёмкость, и подавали в жилые дома и корпуса площадки. Только в городке они лежали между бойлерной и гостиницей, и были покрашены кузбасслаком.» Сергей Такеев, 1988-91гг ЭТЧ полка, последний начальник котельной.

К кирпичным стенам здания примыкал крытый шифером сарай.

Кроме нагромождения строительного и производственного мусора, тут стояла клетка.

По своим размерам она подходила даже человеку, но думаю, что предназначалась всё-таки для обезьян. А крупные габариты обеспечивали удобство её использования. Хотя всё может быть…

И вот, мы в нескольких шагах от входа в «семидесятку».

Этот ничем не примечательный снаружи корпус четверть века назад был одним из самых секретных мест в Советском Союзе, а может быть и в мире.

Вошли внутрь.

Коридоры и комнаты заполнил пыльный сумрак.

Взгляд в прошлое: «70-ый корпус, (лаборатория) цокольный этаж. Слева - дверь начальника лаборатории, справа первая дверь - туалет, вторая - проходная, а вот 3-я дверь - щитовая, там "мой" был кабинет. Справа от фотографа лестничный марш на 2,3 и подвальный этажи.» Сергей Теленков, 1978-80 гг., рядовой. Корпус В-070.

Жидкий дневной свет едва пробивался через толстые стеклянные блоки, освещая угрюмые комнаты.

Кое-где пол покрыт ковром из осколков и уцелевших мензурок и колб.

До рейда на остров Возрождения я читал, что мародёры вроде бы оставили ПНИЛ-52 в относительной целости, побоявшись тронуть брошенное оборудование и другие предметы. Видимо, к моменту нашего прихода они успели освоиться и пересилить свои страхи. Корпус с индексом В-070 был опустошён за исключением тех вещей, которые не представляли ценности для любителей лёгкой наживы.

Так в одном помещении нам повстречался ряд необычных ящиков, смахивавших на барокамеры или камеры быстрой заморозки.

По соседству была оборудована моечная.

Взгляд в прошлое: «1-ый этаж. Мойка лабораторной посуды. Помню, канализация засорилась. Мы решили ее воздухом под давлением пробить. Засунули шланг с рессивера, заткнули тряпками все отверстия сливные, что на полу (одно видно), их в этой комнате несколько, и встали: на каждую затычку по бойцу... Один кляп выбило, и все стены в крови.» Сергей Теленков, 1978-80 гг., рядовой. Корпус В-070.

Покончив с цокольным этажом, поднялись на второй. Там нас встретила массивная гермодверь. Слева от неё в стену был вмонтирован иллюминатор с несколькими слоями толстого стекла. На двери красовался знак биологической опасности.

Проскользнув за дверь через шлюзовую камеру, мы оказались в святая святых ПНИЛ-52. Именно на втором этаже базировался изолированный блок, в котором осуществлялись манипуляции с биологическим оружием.

В части просторных залов остались ветвистые трубы вытяжной вентиляции и рабочие столы.

А также шкаф с двумя ячейками. К нему тоже тянулся вентиляционный хобот. В дверцах, запирающих ячейки, по крохотному окошку.

Одна каморка отличалась особо. К ней вёл узкий Г-образный коридор с несколькими шлюзовыми камерами и моечными. Все проёмы закрывались на герметичные двери. В самой каморке стоял ламинарный бокс на два рабочих места. Именно такие фигурируют в фильмах про эпидемии или про биохимических террористов.

Третий этаж представил нам инкубаторы.

Взгляд в прошлое: «Да, вот они, инкубаторы! И яйца там выводили, и чашечки Петри там же ставили с посевами.» Сергей Теленков, 1978-80 гг., рядовой. Корпус В-070.

Взгляд в прошлое: «3-ий этаж. Справа первая дверь - кабинет дежурных "групповских" рабочих. Вторая справа дверь - бытовое помещение "приезжих служивых", а вот в самом конце коридора стояли фильтры.» Сергей Теленков, 1978-80 гг, рядовой. Корпус В-070.

Из окон открывался хороший обзор территории ПНИЛ-52.

Следующей на очереди точкой шла зона брошенных бункеров. Под таким таинственным названием этот объект значилась на общеизвестном картографическом ресурсе. Про него упоминал пастух, предупреждая нас о возможной опасности исходящей от него. По сути же «бункеры» являлись обыкновенными отдельно стоящими погребами, прячущими в себе большие бутыли, ящики под них и фильтры.

И если лабораторный комплекс был обнесён сплошным высоким штакетником, то площадку с погребами защищало проволочное заграждение на бетонных столбах. Возможно, здесь и хранились опасные вещества, но в последние годы существования полигона Бархан эта площадка носила скорее вспомогательный характер.

Исполинские тени от наших фигур красноречиво предупреждали о скором закате.

Хэлл, мы всё осмотрели?

Пожалуй, да. Главные цели посетили.

Как на счёт того, чтобы лечь на обратный курс?

Полностью согласен. На аэродром мы не успеваем, да и не очень-то хотелось.

Снова вступили в город уже в сумерках.

Взгляд в прошлое: «Выезд из городка. Мы до этих ворот пешком шли, а дальше ехали на ГАЗ-66 , на площадку. Но иногда и бежали за машиной… 3 км». Сергей Теленков, 1978-80 гг., рядовой. Корпус В-070.

Приметив зелёный корпус зарослях саксаула, я направился туда и обнаружил распотрошённую боевую машину пехоты.

Взгляд в прошлое: «Когда-то была моей... 1-ая рота 1978-1980г. Мы её когда получили, на ней табличка была "Антифриз". Как похолодало, и с машин воду стали сливать на ночь, нас предупредили - антифриз не сливать! Ну, и стояла она с гордой табличкой - "АНТИФРИЗ". А первый раз кинулись, когда на ней решили прокатиться до аэродрома. Нас четверо было: зампотех майор Лебедев с солдатом (не помню имени), Лешка Плешаков и я. На полдороги к аэродрому я услышал, как вода льется под капотом. Лебедев кричит: «Стой!» Открываем… А там из под головки вода хлещет веером! На улице минус, снег и с ветерком. Ну чё делать? Крышку закрыли, солдата послали в часть за техничкой, а сами люки задраили и ждем. Курить охота - не передать! Но при зампотехе стрёмно. Наконец и он увидел, что мы маемся без курева, да и сам тоже замерзать стал. «Курите здесь»,- говорит. Закурили, маленько попустило. А на улице уже темнеет. Позже пришла техпомощь с теплой водой. Залили и вперед на всех парах, пока вода вся не вытекла. Лебедев уже за механика сел. Несколько раз останавливались - воду доливали, чтоб движок не запороть. Так и добрались. Потом уже отогнали в теплый бокс. Вот такая история про антифриз...» Сергей Денисенко, 1978-80гг, 1-ая рота, 2-ой взвод, зам.командира.

«Видно она невезучая была: когда её на ДПшке везли, в шторм попали. Её всю замочило.» Виктор Полончук, 1978-80гг, 7-ая рота, водитель-моторист.

Мародёры подчистую разобрали моторный и десантный отсеки, и оторвали башню.

Эх, варвары! Такой технике в хозяйстве цены нет!

Сокрушённо повздыхали и вернулись на основную улицу города.

Начинало ощутимо холодать, и мы ускорились, не забывая, однако, об осторожности.

Город провожал нас задумчивыми взорами пустых оконных глазниц.

На окраине сделали короткий привал. Макс стал утепляться термобельём, а я оставил на растрескавшемся подоконнике казармы скромное угощение Чёрному Сталкеру в виде двух конфет.

В последний раз оглядывая город, я мысленно попрощался с ним. Конечно, это можно назвать сентиментальным бредом, но при посещении заброшенных деревень, посёлков и городов возникает ощущение, словно общаешься с живым существом, олицетворяющим место, где раньше жили люди. После их ухода это существо впадает в летаргический сон, и выходит из него на малое время, дабы принять гостей, пускай и не прошенных. Оно рассказывает о былой жизни, проводит экскурсии по пустынным улицам и домам, показывает картины прошлого. Когда приходит час расставания, оно грустно и рассеяно улыбается, а затем опять погружается в спячку…

Ага… Держи галеты. Будем есть их на ходу. Нужна вода? У меня ещё половина бутылки.

Решили как можно дольше топать по грунтовой дороге. Это облегчало процесс ориентирования на местности и позволяло развить приличную скорость, а значит, согреться в движении.

Через час лунный свет залил окружающее пространство, и стало светло почти как днём.

Длинную дорогу старались скрасить беседой. Обмениваясь впечатлениями от увиденного, перешли к обсуждению вопросов о лаборатории.

Как считаешь, Хэлл, ставились ли там опыты над людьми? - спросил напарник.

Думаю, нет. Инфицированных подопытных надо где-то содержать. Нужны смотровые кабинеты, санузлы с изолированной системой водоснабжения и канализации. Под такое хозяйство пришлось бы выделять целый этаж. Ничего подобного мы не обнаружили. Не нашлось даже кушеток с ремнями для жёсткой фиксации пациентов и тех самых гинекологических кресел, о которых упоминают некоторые источники.

Наверное, их утащили мародёры.

Может быть. Но почему оставили трёхногие стулья, столики и другую более практичную мебель? Или спрос в Узбекистане на обычные предметы интерьера ниже, чем на гинекологические кресла? Похоже, что их в ПНИЛ-52 и не было вовсе. Зачем испытывать вирусы на людях, когда можно получить аналогичные результаты на животных? Понятное дело, зверушек жалко. Но людей жалко ещё больше. С трудом верится, чтобы коллектив учёных Бархана комплектовался последователями Йозефа Менгеле. Там работали такие же люди, как и мы с тобой. Только более образованные и с более высокими моральными стандартами.

Ты идеализируешь, - заметил Макс. – Они разрабатывали оружие массового поражения, а не лекарства.

Верно. Оружие. Но убивает не оружие, а человек. Детище академика Сахарова тоже предназначалось для массового убийства, но в итоге из-за своей разрушительной мощи стало средством сдерживания ядерной войны. Та же песня и с бактериологическим оружием. Его следовало развивать, потому что потенциальный противник вёл исследования в том же направлении. Тем более помимо самих штаммов вирусов, разрабатывались вакцины.

Что думаешь, про захоронение с сибирской язвой?

Мало похоже на правду. Рассуди сам, что стоит найти здесь эти контейнеры и выкопать? Никакой охраны или наблюдения нет. Что хочешь, то и делай. Даже со спутника локальные раскопки трудно рассмотреть.

Контейнеры привезли сюда в 1988-ом, когда Бархан ещё работал и охранялся, - возразил товарищ.

Пусть так. Но тогда при расформировании Бархана антракс вывезли бы отсюда.

Почему ты так в этом уверен?

Во-первых, надо быть полным лопухом, чтобы бросить такую «игрушку». Во-вторых, до контейнеров бы уже добрались заинтересованные лица с террористическими наклонностями. Металлоискатель или георадар, шанцевый инструмент, рабочие руки, - и контейнеры с вирусом добыты. А дальше розовый порошок разлетается по всей планете. Что касается экспедиций американцев на остров для проверки захоронений, то истинная их цель лежит на поверхности – обследование остатков лабораторий для сбора информации о производившихся там исследованиях. В противном случае, при обнаружении могильника с антраксом они бы его давно забрали с острова. Однако, мои гипотезы остаются гипотезами, и не претендуют на статус истины… О! Товарищ Макс!

Поздравляю тебя с успешным двукратным пересечением казахско-узбекской границы!

А-а-а, - улыбнулся Макс. – Мы теперь полноценные рецидивисты?

Что поделать? Не мы такие, жизнь такая. И чего Узбекистан не отдал Бархан Казахстану?

Хэлл, а почему мы не поехали через Узбекистан?

На поезде долго. Не уложились бы в две недели. На самолёте с нашей снарягой вообще не вариант лететь. К тому же узбекские таможенники не так лояльны, как казахские.

В лагерь вернулись в два часа ночи. Немного поплутав в поисках схрона с рюкзаками и водой, поставили палатку и завалились спать.

Пятница. 23.10.2015

Макс приставил ладонь козырьком ко лбу и прищурился. Чуть погодя спросил:

Хэлл, как далеко до кораблей?

Три километра.

То, что мы видим может относится к ним? – товарищ указал на вытянутую треугольную раму, которую рассматривал.

Что бы это могло быть?

Наверное, мачта. Придём - увидим. Был бы бинокль…

По мере приближения перед нами разворачивалась сюрреалистическая картина. Посреди барханов, сухой травы и кустарника, застыла дюжина кораблей. Они стояли небольшими группами, прижавшись друг к другу бортами. Части корпусов некоторых из них захлестнули сыпучие волны, а два корабля с креном на борт и приподнятыми носами, казалось, готовы вот-вот сгинуть в пучине песков.

Вообще, всё увиденное создавало впечатление, что здесь разыгрался страшный песчаный шторм, который, разрушил причал, разметал в стороны корабли, словно щепки, растрепал их оснащение, и почти утопил несколько судов. Но вдруг, буря стихла также внезапно, как и началась. И всё окружающее замерло. Превратилось в стоп-кадр.

Ощущение нереальности увиденного оставило нас, когда кладбище кораблей скрылось из виду. И лишь одинокая мачта торчала на фоне неба, точно рука поднятая в жесте прощания.

В лагерь возвратились около полудня. Выгрузили лишнюю воду (вдруг кому пригодится?).

Забросили за спины сильно полегчавшие рюкзаки и потопали в обратный путь.

Погода по-прежнему к нам благоволила. Хотя в предыдущий день температура воздуха была явно выше. Мы двигались планомерно и обстоятельно, делая частые короткие остановки. Возле промежуточного схрона с водой сделали обеденный привал. Мы устроились за высоким барханом, на солнечной стороне. Солнце пригревало так старательно, что стало возможным снять куртки и свитера, а также просушить палатку и спальники, намокшие от конденсата.

После обеда навалилась тягучая дремота, и мы позволили себе послеобеденный двадцатиминутный сон. Затем неспешно свернули пожитки и продолжили путь.

К вечеру вышли на местности, обильно усеянную булыжниками песчаника.

Россыпи валунов коварно маскировались среди ковыля и перекати-поля, грозя подставить подножку неосторожному путнику.

Валуны подчас образовывали очень причудливые формы. Иногда впереди мерещились приземистые домики, а как-то раз почудилось, что вдалеке находятся руины старой крепости. С большого расстояния всё так и смотрелось. Лишь сократив дистанцию до полукилометра, мы убедились, что это была гряда крупных валунов.

Ещё нам попалась чья-то кость.

Но, вот на небе чётко обозначилась половинка лунного диска, а до основного схрона с водой и едой предстояло идти и идти.

Марш продолжался ещё два часа после наступления темноты. Мы бы шли и дальше, но набрели на удачно расположенные кусты саксаула, которые могли обеспечить хорошее прикрытие. Развернули лагерь и легли опочивать.

Суббота. 24.10.2015

Я проснулся от нестерпимого холода, и попытался плотнее закутаться в спальный мешок. Как ни тщился согреться, расправляя уложенные внутри спальника в качестве дополнительной теплоизоляции вещи, теплее не становилось. Я потрогал внешнюю поверхность мешка. Ещё сухо. В палатке тоже было необычайно холодно. Я извлёк из рюкзака запасные тёплые носки и тельняшку. Надел их. Не помогло. Тогда я распаковал одноразовую порошковую грелку, встряхнул её и подложил под спину. То ли порошок слежался, то ли вышел срок годности, но грелка едва работала.

Я обратил внимание, что и Макс беспрестанно ворочался. И подумал, что он тоже мёрзнет.

Эй, Макс. Не спишь? Холодно?

Да, - послышался короткий ответ. По интонации я понял, что товарищ замёрз не меньше моего.

Я тоже. Похоже, ударил нешуточный мороз.

Слегка дрожа от холода, я стал думать, как бы согреться.

«Утеплиться больше нечем. Эффект от использования газовой горелки непродолжителен, к тому же газ нам ещё нужен для приготовления пищи. Разжечь костёр? Тогда придётся возиться со сбором дров, и не поспишь толком. Уже проходили: то один бок мёрзнет, то другой – вертишься как шашлык. Остаётся не самый приятный, но зато надёжный метод.»

Макс, мы рискуем получить переохлаждение. Поэтому будем греться дедовским методом. Залезай в мой спальник. А твоим накроемся сверху. Прижимаемся спина к спине и согреваем друг друга.

Товарища не пришлось упрашивать. Он быстро перебрался в мой спальник. Мы развернулись друг к другу спиной, и укрылись вторым спальным мешком. Согрелись довольно быстро и заснули. Так что метод при всей его неприглядности оказался действенным.

Звонок будильника. Подъём. Зарядка. Завтрак. Сбор.

Морозная ночь всё-таки изрядно попортила отдых, верхний спальник и нутро палатки сильно намокли. Конденсат в виде инея отложился на стенках палатки. Перед тем как свернуть палатку, мы хорошенько протрясли и высыпали изнутри большую часть тонких льдинок. Из выпавшей кучки инея, пожалуй, удалось бы натопить целый стакан воды.

Затем мы неожиданно быстро для самих себя дошагали до схрона в камышах, и безотлагательно приступили к ревизии припасов. Вода и снаряжение сохранились в прежнем количестве и качестве, чего нельзя было сказать о съестных припасах.

В мою заначку с пакетиками гречки и овсянки наведались грызуны и испортили несколько единиц пайка. При том, гречка осталась не тронутой, мыши покусились только на овсянку. Также пострадала пачка галет – половину пришлось забраковать.

Закладка Макса понесла куда больший ущерб. Он лично фасовал порции овсянки и мюслей в целлофановые пакеты, кои гораздо уязвимее, нежели заводская вакуумная упаковка. В результате, мыши испортили почти все порции, а одну выжрали подчистую.

В ход пошли двойные порции растворимых супов и каш, галеты ели безо всякого подсчёта, а гвоздём застолья стала банка с томатным супом.

Ароматный и наваристый супчик, сдобренный изысканными химикатами, после пресных и примитивных по вкусу сублиматов казался истинным нектаром. Знаю, это смахивает на рекламу, но что ни говорите, а хайнцовские консервы великолепны.

Мы уплетали суп и вспоминали, как сидели на этом же месте всего лишь три дня назад. Уставшие, мучимые жаждой, с ноющими от тяжести плечами... Подумать только – три дня назад! Нам же казалось, от того дня нас отделяют месяцы.

Итак, с пищей покончено. Верёвка, чулки ОЗК и дополнительная одежда снова погрузились в рюкзаки, добавив веса. Вышли на солончак.

Вновь под ногами крошится белёсая корка, пахнет илом и в лицо летят частички соли. Мёртвая земля. Красиво… Затрудняюсь объяснить в чём заключается красота. С виду ничего особенного. Мир поделен на две части: снизу – белая с серым, сверху – синяя. Между ними тёмная полоса и эдакий градиент от бледно-голубого до ярко-синего. Всё. Вокруг пустота. И всё равно красиво!

Через три часа на горизонте заблестела протока. Подошли к береговой линии и по знакомому маршруту перебрались на противоположный берег.

К пяти вечера были на месте. Просушили на ветру спальники и палатку, и не дожидаясь заката, завалились спать. Кто мог гарантировать, что ночь будет спокойной? Ведь здесь, за протокой, вероятность появления людей возросла в разы. Дабы не повторять сценарий минувшей ночёвки, мы сразу забрались в толстый спальник Макса, а мой уложили сверху. Разместились так, что соприкасались только наши ноги ниже колен. Таким образом, удалось избежать тесноты.

Ну, осталось пережить одну ночь, да завтра день продержаться, - сказал я.

Надеюсь, машина придёт вовремя, - произнёс Макс.

Хех, это главная интрига завтрашнего дня.

Я бы сказал, интрига всего рейда. Представь, мы успешно проделали весь маршрут, а за нами не приехали.

Не так страшно, как кажется. Если что, дойдём пешком до посёлка. Наймём там мотор, и если повезёт, даже не опоздаем на поезд.

И тут нас пробило на смех. Наверное, сработал какой-то механизм психологической разгрузки. Мы ржали, как кони, не в силах уняться. Стоило кому-нибудь из нас выдавить из себя слово или фразу, как следовал очередной приступ хохота. Насмеявшись до боли в животах, мы успокоились и уснули.

Воскресение. 25.10.2015

Под утро я так устал лежать, что ворочался чуть ли не каждые четверть часа, и был весьма обрадован звонком будильника. Тринадцатичасовой сон – это, конечно, хорошо. Но всё должно быть в меру. Я ощупал опухшее лицо и посмотрел на Макса. Столь затяжная спячка и для него оказался излишеством.

Утро в китайской деревне, - прокомментировал я. – Ночью не замёрз?

Нет, было даже жарко.

Я прикоснулся к своему спальному мешку, который мы уложили поверх спальника Макса. Его поверхность была мокрой, однако он не промок насквозь и защитил спальник товарища от влаги, а следовательно и нас.

Макс, не будем засиживаться. Совершаем моцион, едим, собираем лагерь и топаем на место встречи. Вдруг за нами приедут раньше?

Да, я тоже хотел это предложить, - сказал Макс, растирая заспанные глаза.

В половину одиннадцатого прибыли в условленное место. Туда, где почти неделю назад нас высадили. Машина должна была приехать ровно в двенадцать.

Я уже много раз упоминал о сильном и холодном ветре, и, наверное, надоел этим. Но о нём невозможно забыть. Мы ходили туда-сюда и размахивали руками, чтобы согреться. Это удавалось с трудом. Непрерывный поток леденящего воздуха не продувал нескольких слоёв одежды, он попросту выстужал её. Солнце стояло высоко и светило ярко, но практически не грело. Вокруг не было ни куста, ни бархана, ни другого укрытия. Ставить палатку на таком ветродуе было рискованно. Я периодически посматривал на часы. Стрелки, словно тоже окоченели от холода, и вяло ползли к двенадцати. Чтобы не мучить себя бесполезными наблюдениями за циферблатом и хоть как-то отвлечь наши мысли холода, я завёл с Максом беспредметный разговор. В этой беседе мы неплохо скоротали время. Я опять задрал рукав на левой руке и глянул на часы.

Они показывали половину первого.

« Что-то долго их нет. Может машина сломалась или… забыли? Ну, нет. Тут ведь не дикари живут, а нормальные люди, прекрасно понимающие, что нам на своих двоих отсюда не выбраться. Но почему их до сих пор нет?»

Волнение росло с каждой минутой. И с каждой минутой я замерзал всё сильнее.

« В любом случае, мы уже не можем просто топтаться здесь и ждать. Даже если машина за нами не придёт, дойдём до посёлка пешком»

Макс, - окликнул я напарника. – Собирайся, пойдём им на встречу, а то замёрзнем.

Макс подхватил и надел рюкзак. Он поравнялся со мной и спросил:

Думаешь, не приедут?

Я пожал плечами:

Всякое может быть. Но мы больше не можем ждать. У нас почти нет еды, и воды осталось только на один день.

Далеко ли до посёлка?

Тридцать километров, - соврал я, уменьшив предстоящий путь почти вдвое.

Это не так много. За день осилим, - спокойно сказала Макс.

Конечно, осилим, дружище. С чего нам тут с тобой пропадать, когда уже столько пройдено?

Подошвы наших ботинок крошили корку засохшего ила. Движение помогло согреться.

«Дотянем. В конце концов, не умирать же здесь? Это было бы крайне глупо.»

Я снова взглянул на примеченный объект, и заметил, что рядом с ним по небу стелется странное облако. Остановился. Впился взглядом в едва заметное облако, и понял, что это шлейф пыли, тянувшийся за движущейся серой точкой.

Я скинул рюкзак и стал разминать плечи. Напарник с некоторым удивлением посмотрел на меня. Я кивнул в сторону разраставшегося пыльного шлейфа:

Наша карета подана. Рейд окончен.